Её восточные ночи - стр. 9
– Я не хочу так! – истерично взвизгиваю и дёргаюсь всем телом, в тщетной попытке сбросить с себя Хамида.
– Расслабься, иначе будет очень больно, - командует он.
Одной рукой мужчина хватает меня за шею, утыкая лицом в подушку, а второй разносит смазку из влагалища по сжатой дырочке. Надавливает на неё, пытаясь протолкнуть внутрь один палец.
– Нет! Не надо! – хриплю в подушку.
– Расслабься, говорю! Только хуже себе делаешь! – Хамид достаточно ощутимо шлёпает меня по заднице, после чего всё-таки преодолевает туго сомкнутые мышцы. – Хоть тут я буду у тебя первым, - довольно констатирует он, вращая пальцем в моём заднем проходе.
Не могу сказать, что ощущения неприятные. Они скорее будоражащие, пикантные. Но сама ситуация вымораживает. Я сказала «нет», а Хамиду хоть бы что!
Он отпускает мою шею, берёт с прикроватной тумбочки бутылочку с ароматическим маслом и щедро льёт его мне на ложбинку между ягодицами. Воздух в комнате наполняется ароматом иланг-илага. Раньше я очень любила этот запах. Хамид почти каждый вечер делал мне массаж, используя разные эфирные масла. Но в данный момент понимаю, если мужчина осуществит задуманное, то возненавижу несчастный иланг-иланг до конца своих дней.
К одному пальцу Хамид добавляет второй. Острота восприятия усиливается. Растяжение становится интенсивнее. Уверенными движениями мужчина трахает мою попу. И, в общем-то, я уже не против. Пусть хоть так удовлетворит свою извращённую потребность. Только бы не пустил в ход член. Он у него не длинный, но толстый. Боюсь, порвёт меня, как Тузик грелку.
Однако Хамид так не считает. Он, видимо, в принципе не способен сравнить геометрические параметры моего отверстия и своего органа. Мужчина вынимает пальцы и начинает водить набухшей головкой между ягодицами. Пыхтит, предвкушая продолжение. Я предпринимаю очередную попытку скинуть Хамида с себя, за что он снова впивается в мою шею рукой. Вжав меня в подушку, второй рукой мужчина направляет член в задний проход.
Инстинкт самосохранения диктует, что надо перестать сопротивляться, иначе тунисец, и правда, меня порвёт. Обмякаю. Расплываюсь амёбой по постели. Слёзы хлещут из глаз, пока Хамид, не обращая внимания на мои крики, делает своё дело.
***
К утру в голове проясняется. Эмоции остыли, а чувство омерзения к лежащему рядом мужчине стало прямо пропорционально той любви, которою я испытывала к нему до вчерашнего вечера. Интуиция подсказывает, что открытое сопротивление ещё больше ожесточит Хамида. Он ни перед чем не остановится, чтобы сломать меня.
Когда тунисец снял маску вежливости и доброты, моему взору предстал моральный урод, считающий, что насилие над женщиной – это норма. Хуже всего, что он оправдывает своё скотское поведение верой. Религиозный фанатизм – самое страшное, с чем только можно столкнуться. Тут не сработают никакие логические доводы или мольбы о пощаде.