Ее тело и другие - стр. 3
Я знаю все истории о девушках, которые вели себя как я, и не боюсь добавить к ним свою. Я слышу, как брякнула металлическая пряжка его брюк, и шорох, с каким брюки падают наземь, чувствую его длину – пока не всю, – твердо прижимающуюся ко мне. Я умоляю:
– Не дразни!
И он подчиняется.
Постанывая, я отвечаю толчком на толчок, мы совокупляемся на поляне, возгласы моего блаженства смешиваются с возгласами его торжества и растворяются в ночи. Мы еще только учимся, он и я.
Но установлены два правила: не кончать в меня и не дотрагиваться до моей зеленой ленточки. Он изливается на землю, кап-кап-кап, будто начинается дождик. Я хочу потрогать себя, но пальцы, которыми я впивалась в грязь, замараны. Я натягиваю белье и чулки. Он издает предостерегающий звук, тычет пальцем – я вижу сквозь нейлон, что и на коленях запеклась грязь. Скатываю чулки, вытираюсь, снова их натягиваю. Расправляю юбку, закалываю волосы. У него от усилий одна прядь выбилась из тщательно прилизанных кудрей. Я возвращаю ее на место. Мы доходим до ручья, и я начисто отмываю ладони в быстро текущей воде.
Шагаем обратно к дому, целомудренно соединив руки. Мама уже сварила кофе, отец расспрашивает молодого человека о работе.
(Если вы читаете этот рассказ вслух, звуки на лужайке лучше всего воспроизвести так: вдохните поглубже и как можно дольше удерживайте воздух. Потом выдохните разом, пусть грудь резко опадет, словно башня из кубиков, которую толкнули ногой. Повторяйте это снова и снова, сокращая интервалы между глубоким вдохом и выдохом.)
Я всегда рассказывала истории. Когда я была совсем маленькой, мама на руках вытащила меня из продуктового магазина, потому что я вопила, мол, там продаются пальцы. Пальцы ног. Обрубки. Женщины тревожно оборачивались и глядели, как я лягаю ногами воздух и колочу кулаками по изящной маминой спине.
– Отруби! – попыталась она меня вразумить, когда мы вернулись домой. – Отруби! Не обрубки!
Она приказала мне сидеть на моем стульчике – специальном, детского размера, сколоченном для меня – пока папа не вернется домой. Но нет, я видела пальцы, пальцы ног, бледные, окровавленные обрубки, затаившиеся среди обычных корнеплодов. Один из них, тот, который я потрогала кончиком указательного пальца, оказался холодным, как лед, и податливым, словно вздувшийся волдырь.
Когда я настойчиво повторила эту подробность маме, что-то метнулось во влаге ее глаз, будто напуганная кошка.
– Сиди тут, – велела она.
Вечером отец возвратился с работы и выслушал эту историю от матери во всех подробностях.
– Ты же знакома с мистером Барнсом, верно? – сказал он мне.