Её чудовище - стр. 20
Способная единолично опустошить такую вот коробочку с шестью пирожными за неполный час, я лишь с умилением любовалась аппетитом чудовища. Он выпил шесть чашек чая, съел четыре пирожных и, по идее, должен был бы отбыть по своим делам, сытый и довольный жизнью. А вместо заветного: «Ну, я пошел. Еще увидимся» – я услышала нетерпеливое:
– А теперь иди сюда. – Отставив пустую чашку, Барон похлопал по колену, призывая меня, видимо, расположиться на нем. – Пришло время десерта.
– Так вы… уже.
Меня одарили снисходительной улыбкой и повторно похлопали по колену.
Я на него свои любимые пироженки потратила в надежде на спасение, а он их даже в расчет не взял! Десерт ему подавай…
– Дорогая, не вынуждай меня подниматься.
Барон все еще был устрашающе дружелюбен, но в голосе его проскользнули какие-то невероятные угрожающие нотки, заставившие меня мгновенно подскочить и броситься к нему. Затормозила я прямо перед Высшим, с трудом подавив порыв упасть ему на колени.
– Ну? – На меня смотрели выжидающе. И, пожалуй, только сейчас я заметила, что зрачок у него совершенно обычный. Черный. Благодаря чему можно было разглядеть цвет радужки – очень темной, но с явным синеватым отливом. В памяти почему-то всколыхнулось воспоминание о моей самой первой, самой сильной и страшной грозе, запомнившейся на всю жизнь.
Тот солнечный день незаметно быстро поглотили сумерки, а синеву безоблачного неба затянули тяжелые низкие тучи. Мне тогда было всего шесть лет, и непогода застала меня на реке… И, глядя сейчас в глаза Барона, я видела то небо и почти чувствовала, как сильный ветер треплет волосы, как рвет платье и хлесткими пощечинами стегает по лицу. А в ушах гудел первый густой раскат грома, такой могучий и грозный…
Я тряхнула головой, быстро смаргивая вставшую перед глазами картину.
Передо мной все еще сидел Высший, нетерпеливо постукивая указательным пальцем по столу.
Резкие черты лица, хищный взгляд, откинутые назад волосы – невероятно белые с легкой серебристой искрой. Все в нем выдавало нечеловеческую породу.
– Радость моя, поторопись. Я голоден.
Я не стала напоминать о только что закончившемся ужине, не взялась перечислять все, что он съел, просто скромно попросила:
– Вы же можете пить жизнь, просто прикоснувшись к жертве. – Протянув ему руку, предложила: – Давайте так?
Я ждала согласия, надеялась на него как на последний шанс остаться в городе, потому что… потому что, если он откажется, мне придется вернуться в деревню.
Каждый вечер обниматься с чудищем я не смогу. Проще бабушку терпеть, чем все это.