Эдинбургская темница - стр. 83
– Твое имя – Джеймс Рэтклиф? – спросил судья.
– Да, с дозволения вашей милости.
– А если я не дозволю, ты тут же подыщешь себе другое?
– У меня их штук двадцать на выбор, опять-таки с дозволения вашей милости, – сказал допрашиваемый.
– Ну а сейчас ты – Джеймс Рэтклиф. Кто ты по ремеслу?
– Ремесла-то у меня, пожалуй, и нет.
– Чем занимаешься? Чем живешь? – повторил судья.
– А это вашей милости хорошо известно, – ответил допрашиваемый.
– Неважно, ты сам должен сказать, – заметил судья.
– Так прямо и сказать? Да еще кому? Вашей милости? У меня и язык-то не повернется!
– Будет тебе кривляться – отвечай!
– Ладно, – сказал допрашиваемый. – Все скажу, как на духу, недаром я надеюсь на помилование. Чем занимаюсь, спрашиваете? Это как-то даже неловко сказать, особенно здесь. Как там говорится в восьмой заповеди?
– «Не укради», – ответил судья.
– Это точно? – переспросил заключенный. – Ну, значит, мое ремесло с этой заповедью не в ладах. Я ее читал: «Укради». Большая разница, а всего ведь маленькое словечко пропущено…
– Попросту говоря, Рэтклиф, ты известный вор, – сказал судья.
– Думаю, сэр, что известен и в горной и в равнинной Шотландии, не говоря уж о Голландии и Англии, – ответил Рэтклиф с величайшим хладнокровием и бесстыдством.
– А чем думаешь кончить? – спросил судья.
– Вчера я бы сказал точно, а сегодня не знаю, – ответил заключенный.
– А если бы тебя спросили вчера, как бы ты ответил, чем думаешь кончить?
– Виселицей, – сказал Рэтклиф с тем же хладнокровием.
– Ты, однако ж, большой наглец, – сказал судья. – Отчего же сегодня ты надеешься на лучшее?
– Оттого, ваша милость, – сказал Рэтклиф, – что одно дело – сидеть в тюрьме по приговору, а другое – остаться там по своей охоте, когда ничего не стоило сбежать. Когда толпа уводила Джока Портеуса, я мог преспокойно выйти с нею вместе. Ведь не для того же я остался, ваша милость, чтобы меня повесили.
– Не знаю, для чего ты остался, – сказал судья, – а только по закону тебя полагается повесить ровно через неделю, в будущую среду.
– Нет, ваша милость, – твердо сказал Рэтклиф, – не во гнев будь сказано вашей милости. Никогда я этому не поверю, пока не увижу своими глазами. Я с законом не первый год знаком. Я с ним уже не раз дела делал. И должен сказать, что не так уж он страшен. Не бойся пса, который лает, бойся того, который кусает.
– Если ты не ждешь виселицы, хотя приговорен к ней, сколько мне известно, уже в четвертый раз, – сказал судья, – позволь полюбопытствовать: какой награды ты ждешь за то, что не сбежал вместе с другими, чего мы, по правде сказать, не ожидали?