Еда и патроны. Прежде, чем умереть - стр. 59
Пока Емельян повергал паству в благоговейный трепет, читая входные молитвы, на сцене возник наш протеже и нерешительно замялся, теребя витой ствол семисвечника. Глаза Игната, полные ужаса и влаги, бросали взгляд то на нас со Станиславом, но на спину Емельяна, будто ища поддержки. Первый выход на публику всегда такой волнительный.
– Пошёл! – зашипел ему Стас и коротко махнул рукой, но Игнат всё продолжал мацать церковную утварь. – Долго он – сука! – телиться будет?
– Дай парню собраться.
– Эй! – снова зашептал Стас сквозь стиснутые зубы. – Я сейчас сам выйду и всё скажу! Понял? И пеняй на себя!
– Не дави, – дёрнул я его за рукав. – А ну как в отказ пойдёт? Ничего не докажем.
Но толи вербальный посыл Станислава достиг цели, толи невербальный, в виде суровой рожи с пульсирующей веной, однако Игнат перестал теребить семисвечник и неверными ногами тихонько пошкандыбал навстречу публике. Поравнявшись с Емельяном, он сделал шаг в сторону и, уверившись, что святой отец до него не дотянется, воздел руки к небесам.
– Люди добрые! – проголосил он дребезжащим от волнения фальцетом. – Смилуйтесь надо мною!
Емельян замолчал и ошарашено уставился на своего подручного. Прихожане разинули рты.
– Я виноват, – продолжил Игнат, уронив руки, словно плети. – Страшно виноват перед вами, – и слёзы покатились по его впалым щекам. – Я так долго молчал.
– Игнат, – пробасил Емельян, не двигаясь с места, – ты нездоров. Пойди приляг, мы поговорим после службы.
Но пацан лишь мотал рыжей башкой.
– Не препятствуй богослужению, а нето… – пригрозил поп, но безуспешно, паренёк вошёл во вкус, и мандраж публичного выступления сменился куражом:
– А нето что?!
– Уймись! В тебя никак бес вселился!
– В меня?! Вот значит как, отче?! Так расскажите же этим добрым людям, как этот бес в меня проник!
– Пошла жара, – пихнул я Стаса локтем, посмеиваясь.
– Опомнись, Игнат, – повернулся «отче» к мальчишке и протянул руку.
– Не троньте меня! – отстранился тот. – Они должны знать!
– Ну давай уже, рожай, – буркнул Станислав.
– Ты сам не разумеешь, что говоришь, – отступил Емельян, приложив ладони к груди. – Вспомни, о чём мы беседовали с тобою, вспомни мои наставления.
– Наставления?! – заорал Игнат, присев, будто собрался прыгнуть на своего мучителя. – Молчать – вот все ваши наставления!
– Нет-нет, – замотал головой Емельян. – Я же объяснял. Будь благоразумен.
– Он лжёт вам!!! – гаркнул Игнат, тыча в священника пальцем.
– Заклинаю… – попятился тот, вцепившись в свою епитрахиль.
– Всегда лгал! Рядился попом! А сам…
– Нет, молчи.
– Он – чудовище! Чудовище!!!