Джентльмены и снеговики (сборник) - стр. 16
Так понемногу беседовали они, и ее искренне радовало то, как он умеет слушать затаив дыхание, как шевелятся его длинные реснички и прыгают искорки в глазах. И Ольга Саяновна неизменно думала о том, что так мог бы сидеть напротив и слушать ее сынишка, которого ей еще не привелось родить, но ведь не поздно еще, не поздно! Скорей бы вернулся муж! И Ольга Саяновна, поговорив с Димой, шла в учительскую, доставала перо и лист бумаги и писала мужу неизменно одно и то же: приезжай, мол, хотя бы на денек, очень соскучилась. Потом брела домой, улыбаясь сама себе, проигрывая в голове сцену встречи мужа и часы близости с ним. А вспоминая прошедший день, радовалась, что подарила немного тепла смышленому золотоволосому ташкентскому мальчугану, трогательному и впечатлительному – такому, каким непременно будет ее родной сынок.
Димка стоял за косяком дома напротив школы и наблюдал за Ольгой Саяновной. Так он делал каждый день. Кипела осень, роняя под ноги резные желто-алые листья, и голубое, с рваным облачным хлопком небо в который раз говорило о том, что надо однажды решиться и подойти к ней.
Ольга Саяновна улыбалась каким-то своим мыслям, и Димка фантазировал, что она вспоминает их сегодняшний разговор о море Лаптевых и об Арктике, и тоже начинал улыбаться, смущенно пряча нос в воротник суконного пальтишка.
И он решился.
– Ольга Саяновна, я провожу вас до дома, можно? Вы так интересно рассказываете. – Димка догнал ее и, не смея поднять на нее глаза, пошел рядом, чуть впереди.
Ольга Саяновна вздрогнула, вернулась из своих мыслей на землю.
– Конечно, Дима. Если хочешь…
Заговорили о Пушкине. Димка не стал пугать ее знанием наизусть стихотворений о любви, лишь прочитал кусочек из «Руслана и Людмилы».
Она подхватила, принялась рассказывать, как они в иркутской школе, классе в седьмом, ставили спектакль и как ей очень хотелось сыграть Людмилу, но учительница дала ей роль колдуньи Наины.
Димка наблюдал за ней, чуть повернув голову. Как же просто было бы, если б она была девочкой, его ровесницей! Он бы подошел и поцеловал. И даже объяснять ничего не стал. А как тут подойдешь к ней, к учительнице? От одной этой мысли у него побежали мурашки по всему телу. Ольга Саяновна – такая нежная, ласковая, лучшая изо всех на свете! Вот если бы она была ученицей, пусть даже набитой дурой! Самое большее, что грозило бы ему после сорванного поцелуя, – удар портфелем по голове и презрительное: «Дурак!» Да он бы и стерпел. Но как, как, как подойти ко взрослой женщине? В глубине души Димка понимал, что разрушит все, построенное между ними, – и разговоры, и Пушкина, и это сказочное: «Ты хочешь что-то спросить, Золотой цыпленок?»