Джентльмены чужих писем не читают - стр. 44
Дверь скрипнула, и молодчик в чёрном костюме с галстуком, торчащим вбок, внёс в кабинет резидента редкостно омерзительную рожу. Он встал на пороге, наблюдая вечную, как мир, композицию, мильон тыща первую репродукцию известной картины художника Ге, и полное удовлетворение от предстоящей ему работы нарисовалось на его широкой морде. При виде этой жуткой фигуры несчастный Курочкин прямо-таки зашелся в икоте.
– Серебряков, у нас есть бокс без окон без дверей? – спросил резидент. Гангстер задумался.
– Без дверей – нет, – рассудительно сказал он. – Без окон – сколько угодно.
Настала пора задуматься резиденту. Гангстер решил прийти шефу на помощь.
– Без окон с одной дверью пойдёт? – спросил он.
– Вполне, – сказал резидент. – Вы чувствуете, лейтенант Харечкин, сколь огромна ваша вина, если мне за всю службу здесь приходится пользоваться кандеем в первый раз? В первый раз!.. То есть, до вас не нашлось пока мерзавца, который…
– Меня нельзя в бокс… – пролепетал Курочкин, вернее, то, что от него осталось после непрерывной икоты и убийственного монолога шефа.
– Это почему же? – спросил Петров, а гангстер неприятно ухмыльнулся.
– Мне завтра в десять в Прокуратуру на допрос…
Генерал-майор и Серебряков переглянулись. Курочкин икнул в последний раз – и замолчал. Сил у него не осталось даже на это.
– Эдуард Авксентьевич, – осторожно сказал Серебряков.
– Да?
– Может, они там перетопчутся, в Прокуратуре?..
Помни про сфинктер, сказал себе Курочкин. Нафига только я в этом баре кока-колу грёбаную пил…
– Да наверное перетопчутся, – сказал резидент, плотоядно вглядываясь в старшего лейтенанта. – А, Херочкин? Ведь перетопчутся? А? Не верите? Да через двадцать минут сюда телеграмма придет на чистом испанском языке о том, что мамашу вашу парализовало и некому ей стакан воды подать. Хотите? Что скажете?..
Какое там сказать – старший лейтенант и вздохнуть-то не мог уже от охватившего его ужаса. Он ясно осознал, что перед ним стоят люди, которые могут сделать с ним всё, что им заблагорассудится. Ну, абсолютно всё. Плюя с высокой колокольни на его желания, его анатомию, вероисповедание, гражданские права, талант художника, на всё! Не исключено, что кто-нибудь уже колет его мамке в мягкий бок нечто такое, отчего её и впрямь разобьет паралич – на случай, если маньянская контрразведка решит проверить, правда ли по делу так скоропостижно покинул их гостеприимную страну третий секретарь посольства сеньор Kurochkin, или, так сказать, ему пришлось?.. Какое пришлось, сеньоры! Не надо грязи! Пожалте посмотреть!.. И – глядишь – мчится кавалькада “мерседесов” на Большие Каменщики, а там, ко всеобщему удовлетворению, – неподвижная безмолвная маманя и, рядом, на коленях, – безутешный сынок, горько рыдающий от тройной дозы скополамина…