Джентльмен-разбойник - стр. 32
– Леди Бакнелл занимает такое положение в английском обществе, что делает что пожелает, включая расширение академии гувернанток и создание возможностей другой карьеры, подходящей для молодых женщин благородных фамилий. – Леди Фанчер положила ладонь на руку Эммы. – Женщин, подобных моей дорогой компаньонке.
Эмма была одинаково заворожена тем, что леди Фанчер знала об академии гувернанток и ее легендарной патронессе, и тем, что в этом кружке женщин она пользовалась таким уважением, – ведь никто не усомнился в правдивости рассказанной ею абсурдной истории.
– В Морикадии есть еще выпускницы академии гувернанток? – поинтересовалась дама помоложе.
– Нет, Алкеста, но у заведения леди Бакнелл международная репутация, и я уверена, что вы можете выписать из Англии…
Алкеста покачала головой раньше, чем леди Фанчер закончила фразу.
– Айвз очень сердится из-за моей расточительности. Он хороший человек, но так крепко держит монеты, что золотой орел на них хрипит.
Разговор свернул на тему супругов и их скаредности.
Эмма решила, что лучше как можно быстрее приступить к своим обязанностям. Тогда у нее не будет времени жалеть о своих вещах, оставшихся в гостиничном номере леди Леттис. Она прекрасно знала, что леди Леттис никогда не согласится отдать их и что ценность их только в воспоминаниях, которые они вызывали. Потрепанный томик «Гордости и предубеждения», принадлежавший матери, которой Эмма не помнила. Маленькая стеклянная фигурка спаниеля, купленная в Венеции и лишившаяся ноги во время одного из приступов ярости леди Леттис. Шерстяная шаль, связанная дамами во Фрейберне и подаренная ей на прощание. Сумка с медицинскими инструментами и лекарствами…
Эмма почувствовала, что смаргивает слезы, и задумалась, когда стала таким запуганным существом, что готова плакать из-за потери столь скудного имущества. Неужели Леди Леттис и ее жестокость сделали ее настолько слабой?
– Майкл! – Голос леди Фанчер прозвучал очень приветливо. – Я рада, что вы пожелали присоединиться к нам!
Подняв глаза, Эмма увидела взъерошенного веселого Майкла Дьюранта, стоявшего в дверном проеме с небрежной грацией Адониса.
– Моя дорогая леди Фанчер! – Дьюрант шагнул вперед, чтобы поцеловать Элеоноре руку. – Дорогая леди Несбитт. – Еще один поцелуй. – Леди Алкеста. – Еще поцелуй. И так далее по всей комнате, как будто ясно желая продемонстрировать, что он проводит время под домашним арестом, постоянно очаровывая дам из морикадийского общества.
Эмма наблюдала, как леди, улыбаясь, смущаются под его восхищенным взглядом, и снова молчаливо, но горячо осудила этого человека, слишком ленивого, чтобы сбежать из этой роскошной тюрьмы. Человека, отрекшегося от собственного семейства, дабы прозябать в чужой стране.