Джек/Фауст - стр. 33

Как аисты возвращаются в Нидерланды – или как чумные крысы сходят на берег в морских портах, – в Виттенберг снова прибыли студенты. Эти молодые скитальцы кишели повсюду, вызывая озлобление и в то же время благоденствие городских жителей; они бахвалились, расхаживали повсеместно с важным видом и устраивали пародийные дуэли; шустрые, неутомимые, безмерно любопытные, они совали носы куда ни попадя, как тысячи щенков в человеческом обличье.

Фауста, стремительно шагавшего по дороге к замку, они почтительно пропустили. Магистр шел такими огромными шагами, что чуть ли не летел. Двое одетых в черное и белое доминиканских монахов вышли из шлосскирхе[8] и проводили его презрительными взглядами.

Улыбка и кивок, – предложил Мефистофель. – Поддразни их.

Это было сказано столь простодушно и беспечно, что Фауст уступил и весело подмигнул им. В ответ он услышал, удаляясь, злобное шипение и сдержанное тяжелое дыхание.

Вагнер поспешал за Фаустом, выглядя как гигантская черепаха – за его спиной была огромная корзина, которую он нес к шорнику, чтобы тот приделал кожаные ремни для веревок, которыми она будет крепиться к летательному аппарату.

– Как только это будет сделано, – бросил Фауст через плечо, – принесешь в баню мой телескоп.

– Да, магистр, – угрюмо пробормотал Вагнер.

Скажи ему, пусть не транжирит время на дочь шорника, – заметил Мефистофель. – У нее титьки размером с вестфальский окорок. Она девка жаркая, и если заметит его интерес, ты не увидишь Вагнера до утра.

– С девушками не болтай! – приказал Фауст. – Знаю я тебя!

– Магистр!

– Мне следует показать это изобретение леукополитанцам. Это очень важно! Более того – это срочно! Так что если не принесешь туда телескоп и не установишь через час, то – обещаю! – я на тебе места живого не оставлю!

Sodalitas Leucopolitan («белый город», как неудачно прозвал его проживающий здесь поэт Рихард Сбрулиус, имея в виду цвет песков Эльбы, а вовсе не цвет городских строений, которые все были решительно совсем не белыми) было из всех научных обществ Германии наименее германским. Оно не собирало взносы, не проводило собраний и не устраивало диспутов. Общество заседало в тавернах или на дому у своих разношерстных членов, когда им взбредало в голову обсудить какие-нибудь философские вопросы. И раз в месяц они более формально встречались в бане, чтобы побеседовать и поспорить, и потому Сбрулиус прозвал их Рыцарями Бани.

О, какое пиршество для любопытного взора! – воскликнул Мефистофель. – Можно увидеть все прекраснейшие умы Саксонии, преисполненные мудрости, а также их задницы и яйца, покачивающиеся на легком ветерке.