Джаз - стр. 14

Мысленно раздвинув любительскую фотографию по всем четырем сторонам до размеров примузейного Ботанического сада (все тот же метод воображения), я представляю себе окружающие счастливца узловатые деревья, кору которых уже пропитала дождевая вода; цветочные клумбы; запахи вскапываемой целины (посадка очередной сосны? дубка? ясеня? подготовка почвы под очередную теплицу?). Удовлетворение всем этим пространством с его хризантемами, бархатцами, пахнущими прелым листом дорожками, с его знакомым каждому лоскутным калейдоскопом, состоящим из лужиц, опадающего березняка, рябого зябкого дождичка и множества других, не менее славных частей, настолько четко проступает на лице энтузиаста, настолько ощутимо желание запечатленного при помощи посредственной фотопленки «человека с лопатой» втягивать в себя удивительно сладкий, свежий, пронзительно-радостный воздух (о подобном воздухе можно сказать: воздух счастья) и бесконечно вскапывать целину любого попавшегося под полотно лопаты сада – своего, общественного – без разницы; а кроме того, вприпрыжку бегать по архангельским техникумам, институтам и школам, рассказывая о пичужках малолетним шалопаям; таскать экскурсионные толпы ко всем этим дубкам, ясеням и осинкам; отправляться за всякими обыкновенными растениями по самым вязким трясинам и медвежьим буреломам, что не приходится сомневаться – попавшийся в кадр любитель краеведческих экспедиций на удивление и на зависть самодостаточен. Ну их, к лешему, время от времени падающие на вьетнамские головы «Тандерчифы», к дьяволу Нгуена Ван Тхьеу и незадачливого Линдона Джонсона. Впрочем, какой там Джонсон – к чертям собачьим бред очередного партийного съезда! Не без трудностей добытый для все того же таксидермиста жирный красавец барсук – вот оно, воплощение полнокровного существования.

Куда отправился А. А. Гасконский вечером 9 октября 1967 года после любительски-мимоходного снимка? Мне видится: вот следопыт шагает, блестя и шлепая резиновыми сапогами (ленинградская фабрика «Красный треугольник»), домой, в свою незамысловатую квартирку, более имеющую сходство с норой, – а что еще может быть собственностью советского гражданина в 60-е, как не крошечный закуток? Вот на микроскопической кухне, удовлетворенно мурлыча «Не кочегары мы, не плотники…» или «Первым делом, первым делом самолеты…», тянется к заварочному чайнику. Вот с превеликой радостью осязая на щеках желанный, покалывающий, оптимистичный румянец – плод осени с ее колодезной бодростью, создает себе чрезвычайно горячий напиток (продукция грузинской чаеразвесочной фабрики № 36 плюс брусника, чабрец, засушенная ветка малины). Вот отваливается на спинку стула после очередной чашки, не переставая намурлыкивать о плотниках-самолетах. Перед любителем флоры и фауны – на расстоянии вытянутой руки – четырехугольник окна, за стеклом уютнейший дождь; иногда, прогуливаясь по подоконной жести, ею дребезжит ветерок; жизнь, конечно же, удалась.