Дьявол и Господь Бог - стр. 17
>Толпа. Сжальтесь!
>Мужчины. Простите нам, что мы живы, когда вы мертвы.
>Женщины. Сжальтесь! Мы ведь родились не по собственной воле, нам стыдно, что мы взрослеем. Чем могли мы вас оскорбить? Взгляните – жизнь чуть теплится в нас, мы худы, бледны, низкорослы. Мы – бесшумны, мы – едва скользим по земле. И мы боимся вас! О, как мы вас боимся!
>Мужчины. Простите нам, что мы живы, когда вы мертвы.
>Эгисф. Тише! Тише! Если вы будете так плакаться, что останется мне, вашему царю? Настал час моей пытки: земля дрожит, воздух помутился – грядет самый великий из мертвецов – тот, кого я убил своей рукой, – Агамемнон.
>Орест (выхватывая меч). Прохвост! Не смей поминать имени моего отца в своем балагане!
>Юпитер (обхватив его и сдерживая). Остановитесь, молодой человек, остановитесь!
>Эгисф (оборачиваясь). Кто посмел?
На ступенях храма появляется Электра в белом платье.
(Замечает ее.) Электра!
>Толпа. Электра!
Явление третье
Те же, Электра.
>Эгисф. Электра, что это за наряд? Отвечай.
>Электра. Я надела самое красивое платье. Разве сегодня не праздник?
>Верховный жрец. Ты что, пришла дразнить мертвых? Это их праздник, тебе отлично известно. Ты должна быть в трауре.
>Электра. В трауре? Почему в трауре? Я не боюсь моих мертвых, а до ваших мне дела нет!
>Эгисф. Ты права: у нас разные мертвецы. Поглядите-ка на эту расфуфыренную шлюху – это внучка Атрея, Атрея, который подло зарезал собственных племянников. Последний отпрыск проклятого рода – вот ты кто! Я из жалости терпел тебя в своем дворце, но сегодня я каюсь в этом – в твоих жилах течет старая дурная кровь Атридов, ты заразишь всех нас, если я не приму меры. Подожди немного, сука, ты увидишь, умею ли я наказывать. У тебя слез не хватит, чтоб наплакаться.
>Толпа. Кощунство!
>Эгисф. Слышишь, несчастная, как шумит народ, оскорбленный тобой, слышишь, в чем упрекают тебя? Не будь здесь меня, не сдерживай я гнев народа, тебя бы растерзали на клочки.
>Толпа. Кощунство!
>Электра. Разве быть веселой – кощунство? А почему они не веселы? Кто им мешает?
>Эгисф. Она смеется, а здесь ее мертвый отец с запекшейся кровью на лице…
>Электра. Как вы смеете говорить об Агамемноне? Откуда вам известно, что по ночам он не приникает к моему уху? Откуда вам известно, какие слова любви и сожаления он шепчет мне своим хриплым, сорванным голосом? Я смеюсь, это правда. Смеюсь впервые в жизни. Я счастлива. Скажете, мое счастье не радует отцовского сердца? Ах, если он в самом деле здесь, если он видит дочь в белом платье – ту самую дочь, которую вы превратили в мерзкую рабыню, если он видит, что голова ее высоко поднята, гордость не сломлена, – я уверена, он не проклинает меня, его глаза сверкают на истерзанном лице, его окровавленные губы трогает улыбка.