Дядя Бернак. Тайна Клумбера. Роковой выстрел (сборник) - стр. 46

– Нет, это невозможно! – воскликнул я.

Бернак понял, что я не шутил, его лицо потемнело от гнева, и слова убеждения он быстро сменил на угрозы.

– Если бы я знал это, я вчера ночью позволил бы Туссаку сделать с вами все, что он хотел; я не пошевелил бы пальцем, чтобы спасти вас.

– Очень рад, что вы сообщили мне это, потому что этим признанием вы сложили с меня необходимость быть вам обязанным. И я спокойнее теперь могу идти своей дорогой, не имея ничего общего с вами.

– Я не сомневаюсь, что вы не желаете иметь со мною ничего общего! – крикнул он. – Придет время, и вы еще больше будете желать этого. Прекрасно, сэр, идите своей дорогой, но и я пойду своей, и мы еще увидим, кто скорее достигнет цели!

Группа спешившихся гусаров ожидала нас у ворот. В несколько минут я собрал свои скудные пожитки и быстро пошел по коридору. Мое сердце сжалось при воспоминании о Сибиль. Как могу я оставлять ее здесь одну с этим ужасным человеком! Разве она не предупредила меня, что ее жизни здесь постоянно грозит опасность? Я в раздумье остановился: послышались чьи-то легкие шаги – это она сама бежала ко мне.

– Счастливый путь, Луи, – сказала она задыхающимся голосом, протягивая руки.

– Я думал о вас, – сказал я, – мы объяснились с вашим отцом, и между нами произошел полный разрыв!

– Слава Богу! – воскликнула она. – В этом ваше спасение! Но опасайтесь его: он везде будет преследовать вас!

– Пусть делает со мной, что хочет, но как вы останетесь в его власти?

– Не бойтесь за меня! Он имеет больше оснований опасаться меня, чем я его. Но, однако, вас зовут, Луи! Добрый путь! Господь с вами!

Дядя стоял в воротах замка, представляя собой типичного узурпатора. Под нашим собственным гербом из чеканного серебра с тремя голубыми птицами, выгравированными на камне по обеим сторонам герба, Бернак стоял не глядя, словно не замечая меня, пока я садился на поданную мне высокую серую лошадь. Но я видел, что из-под низко нависших бровей он задумчиво следил за мною, и его челюсти совершали обычное ритмическое движение. На его увядшем лице, в его глазах я читал холодную беспощадную ненависть. Я в свою очередь поторопился вскочить на лошадь, потому что его присутствие было слишком тяжело для меня, и я очень был рад возможности повернуться к нему спиной, чтобы не видеть его.

Раздалась короткая команда офицера, звякнули сабли и шпоры солдат, и мы тронулись в дорогу. Когда я оглянулся назад, на черневшие башенки Гросбуа и на мрачную фигуру, которая следила за нами из ворот, я вдруг увидал над его головой в одной из бойниц белый платок: кто-то махал им в знак последнего приветствия! Снова меня охватил холод при мысли, что эта бесстрашная девушка оставалась там одна, в таких ужасных руках. Но юность недолго предается грусти, да и кто был бы способен грустить, сидя на быстром, как ветер, скакуне, со свистом разрезая мягкий, но довольно свежий воздух.