Двойной виски со снегом - стр. 21
– Какого? – она услышала вдруг, что звуки у лодки затихли. Вполоборота повернулась, Арат стоял на причале спиной к ней и отчего-то пристально смотрел на море.
– Ядреного. У тебя все нормально? Где ты была вообще или с кем?
– Или с кем. Потом расскажу все, хорошо?
– Так, стой!
Голос сестры раздался вдруг на весь причал. Нервничающая Марина случайно нажала на включение громкой связи и судорожно пыталась понять, как ее отключить. Мужчина обернулся.
– Давай все потом, Лизун. Меня, кажется, ждут.
Он отрицательно покачал головой. Что это могло означать?
– Кто ждет? Что у тебя произошло? Отвечай!
– Я… – перевела взгляд на окаменевшего Арата. – Я не знаю.
И отключила звонок.
Вот так.
Несколько секунд стояли молча, напряженно смотря друг на друга. Марине отчетливо вдруг увиделось, что между ними растет прочная ледяная стена. Почти Китайская. Еще немного – и больше она его никогда не увидит. Это будет в высшей степени правильно и целесообразно, не так ли?
Шагнула навстречу, он отступил, снова покачав головой.
– Тебя подвезти? У меня тут недалеко машина.
– Нет, спасибо. Предпочитаю ногами. Большой мальчик уже, справлюсь.
– Ты уверен?
Вместо ответа порывисто отвернулся. Сделал шаг от нее. Вздрогнул, снова вернулся, подлетел, как сокол – стремительно, хищно. Поймал ее за плечи, словно мышь. Такое мужское движение, Марина вмиг ощутила себя трепещущей добычей. На секунду сцепился с ней взглядом и поймал рот губами. Властно, словно метку ставил. Выдохнул в распахнутые ему навстречу губы, не дав ответить, не дав снова сойти с ума:
– Прощай!
Снова развернулся порывом – как ветер. И улетел.
Просто «прощай». Как все просто… Как она и хотела, ведь так же?
Проклятье, как больно.
5. Послевкусие
Арат чувствовал такую пустоту внутри, словно его сердце осталось там, с ней на причале. Он не хотел уходить, не хотел ее оставлять и, испугавшись этих ощущений, силой оторвал себя от Марины.
Девочка поиграла с ним, хватит. Приложила к телу, словно пластырь на больное место, вылечилась и будет. При воспоминании о ее теле стало дурно. Он не был подростком, чтобы возбуждаться от одного вида длинных ног или красивой груди. Давно уже не был. У Арата хватало выдержки и на большие подвиги. Он давно считал себя разумным и хладнокровным. Ему даже нравилось отказывать особенно назойливым женщинам. Нравы Нью-Йорка продиктованы властью денег: плати и бери. Просто и без обязательств. Он мог себе позволить взять половину женщин этого города. Не хотел.
"Ты – последний романтик Запада, Арат!" – говорили ему друзья.
Пусть так. Он не обольщался.