Двойной удар по невинности - стр. 6
– Фрау Хильда, – познакомил нас с «бабушкой» немец. – Она сейчас живет очень уединенно, неподалеку от Кельна. Ваш отец – ее сын – погиб несколько лет назад, так и не продолжив род. Теперь она почти затворница, но случай помог узнать о наличии… О вас.
– Быть не может, – выпалила я, все еще разглядывая такую похожую на меня, но все же другую женщину. – Это фотошоп. Не знаю, зачем вам нужно…
– У меня много ее фотографий. Разных. Кроме того, вы просто можете позвонить своей матери и спросить ее, кто такая Хильда Лихтенштайн. Уверен, она не поскупится на эмоции, но признает тот факт, что у вас есть бабушка. Вполне настоящая и жаждущая встречи. С момента, когда она узнала о вас, ее словно подменили, она стала оживать. И отказ посетить старушку может очень ее расстроить, госпожа Успенская. Хотя решать, разумеется, вам.
– Даже если это так, я не могу просто взять, бросить все и улететь на другой край мира.
– Кельн в четырех часах полета. – Немец досадливо дернул уголком рта, видимо, поражаясь моей необразованности. – Вы нигде официально не работаете, учебу закончили месяц назад, а мать давно перестала вас опекать. Билеты забронированы, у вас есть два часа на сборы и переговоры с собственной совестью. Решайтесь, госпожа Успенская, дальше все зависит только от вас.
Конечно, я возмущалась. И ругалась. И позвонила матери, потому что хотела прекратить этот фарс. А потом слушала, как она ругается, то на русском, то на родном немецком… Оказалось, у меня в Кельне бабушка. О которой она отзывалась самым нелицеприятным образом, что играло скорее на пользу неведомой родственнице.
Спустя шесть часов мы вылетали из Шереметьево в Кельн, и я все еще пребывала в полном раздрае. Зато немец, скотина, воткнув в уши наушники, спокойно слушал что-то ужасающее, со скрипкой и виолончелью. Любитель классики нашелся! И спал. Весь перелет он спал, пока я не находила себе места от волнения.
У меня есть бабушка! И я собиралась с ней познакомиться. Пусть мама, как и предсказывал немец, долго костерила неизвестную мне пока женщину, желая той скорейшей кончины, но в самом деле, не оставлять же умирающую старушку одну?
Глава 2
Из воспоминаний меня выдернул звук шагов. Мелкий гравий хрустел под подошвами дорогих ботинок, которые остановились, приблизившись почти вплотную.
– Прошу прощения, но я не мог проигнорировать важный звонок, – почти по-человечески извинился Клаус.
Я медленно скользнула взглядом по длинным ногам и узким бедрам, облаченным в дорогие брюки. Оценила плоский живот и разворот плеч, а когда наконец миновала квадратный подбородок с сурово поджатыми губами и дошла до ярких голубых глаз, то получила восхитительную возможность осознать, что меня явно ненавидят.