Двойной контроль - стр. 27
В день встречи Оливия проснулась в холодном поту в четыре утра, в родительском доме, в том суеверном состоянии, когда все кажется метафорическим и многозначительным. Она хотела остаться дома, там, где жила в окружении любящей семьи, а не в доме, который мог бы быть ее родным домом в бессмысленном измерении прошедшего времени и условного наклонения. Из Белсайз-Парка она уехала слишком рано и, задумавшись в метро, проехала нужную станцию на целых две остановки, поэтому к дому Карен отправилась пешком, на ходу так часто посылая эсэмэски и названивая Люси и Чарли, что батарейка в ее стареньком мобильнике села. Надо было спросить у кого-нибудь дорогу, но не спрашивать же у этого типа со впалыми щеками, которого волочил переваливающийся бульдог на поводке. Серые высотки через дорогу, потемневшие от дождя, были так густо утыканы тарелками антенн, что напоминали щупальца осьминога. В центральном скверике с вытоптанной травой росли кусты, отторгавшие любые попытки вандализма не только своими зазубренными листьями, похожими на высунутые языки гаргулий, но и совершенством своей непревзойденной уродливости. Вдобавок два куста прибегли к дополнительной мере предосторожности и засохли. Оливии претило собственное отношение к непривычной окружающей действительности. Проклятая психотерапия не допускала случайных выбросов отрицательных эмоций. Смесь высотных зданий и ленточной застройки была характерна для многих районов Лондона, где доводилось бывать Оливии, но сейчас она проецировала свой страх встречи с матерью-предательницей на залитые дождем дома и на типа, выгуливающего собаку, а страх, что встреча пройдет ужасно, – на чахлые кусты.
Оливия рассказала Фрэнсису, что ее параноидальное состояние немного развеялось, когда дружелюбный прохожий объяснил, что Мафекинг-стрит – «вторая улица направо, там сразу видно», но, как только она приблизилась к повороту, все страхи вернулись. Она замедлила шаг. Какое отношение все это имеет к ней? Ее обуяло гнетущее, истерическое сопротивление. Вся генетическая информация, заключенная в резервуаре дома Карен, уже была вложена в саму Оливию. Внезапно ей захотелось повернуться и уйти, но входная дверь распахнулась, и на пороге появилась усталая добрая женщина с густыми седыми волосами, небрежно собранными в пучок, в старом свитере и джинсах.
Карен провела Оливию в крохотную гостиную, полную книг. Книги стояли на полках, лежали на столах и этажерках, стопками высились на полу у кресла. В комнате было сумрачно, только у кресла горела лампа да тускло сиял электрокамин с черными и оранжевыми поленьями, так явно фальшивыми, что в другом месте они выглядели бы китчем, однако здесь вся обстановка говорила о скудости средств и равнодушии к интерьерам. В первые неловкие минуты Карен налила чаю и предложила печенье, от которого Оливия отказалась. Как только Карен села в кресло, на колени ей запрыгнул трехцветный кот, и она начала его гладить – с выразительной поспешностью, отражавшей не столько требования кота, сколько ее собственное настроение.