Двойник Декстера - стр. 46
– И появляется первая запись, – сделала вывод Деб.
– Возможно, – подтвердил я. – Но если наш друг действительно вписывается в схему, такое могло происходить в детстве, и им занималась инспекция по делам несовершеннолетних. Следовательно, материалы дела конфиденциальны. Нельзя просто взять и попросить судью выдать тебе закрытый документ.
– Все лучше, чем ничего, – энергично заметила Дебора. – А теперь подскажи, как развить тему.
– Деб, – запротестовал я, – у меня нет ничего… – Я снова чихнул. – Кроме простуды.
– Блин, неужели ты не можешь придумать какую-нибудь зацепку?
Я посмотрел на нее, потом на Дуарте, и ощущение неловкости усилилось, смешавшись с раздражением.
– Как?!
Дуарте пожал плечами.
– Деб говорит, ты вроде как профилировщик-любитель, – сказал он.
Я удивился и слегка разозлился: какого черта Дебора проболталась Дуарте? Мой так называемый талант по составлению психологических портретов – нечто глубоко личное, им я обязан непосредственному общению с социопатами наподобие самого себя. Но Дебора все-таки проговорилась, поскольку, возможно, доверяла Дуарте. Во всяком случае, деваться было некуда.
– А, да, – наконец выдавил я. – Mas o menos[7].
Дуарте покачал головой:
– Это что, да или нет?
Я посмотрел на Деб, и, честное слово, она ухмыльнулась.
– Алекс не говорит по-испански, – пояснила она.
– О…
– Алекс знает французский, – продолжила Деб, глядя на него с грубоватой нежностью.
Мне стало совсем неловко, поскольку я совершил грубую ошибку, предположив, будто всякий житель Майами с кубинской фамилией обязан говорить по-испански. Однако благодаря этому я получил еще одну подсказку, отчего Деборе нравился ее новый напарник. Она учила в школе французский, бог весть почему, хотя мы росли в городе, где на испанском говорили чаще, чем на английском, а французский был бесполезнее прошлогоднего снега. И хотя в Майами становилось все больше гаитян, они говорили на креольском, который походил на французский не больше, чем на китайский.
И вот Деб нашла родственную душу, и, несомненно, они привязались друг к другу. Бесспорно, нормальный человек почувствовал бы теплый прилив радостного удовлетворения при мысли о том, что у сестры благоприятная ситуация на работе, но речь-то шла обо мне, а я ничего не ощутил. Кроме раздражения и тревоги.
– Ну, bonne chance[8], – сказал я. – Однако если вы поговорите с судьей даже по-французски, он вряд ли выдаст вам дело, некогда заведенное на подростка. Тем более мы не знаем, чьи документы нам нужны.
Дебора перестала смотреть на Дуарте с тошнотворной нежностью.