Двойная ловушка - стр. 17
– Шалом алейхем.
– Шалом. Я ищу раввина Штампфера.
– Кто его спрашивает?
– Ширман. Скажите, пожалуйста, как мне увидеть рабби.
– По какому делу?
– У меня есть для него сообщение.
– Может быть, я смогу ему передать?
– А вы кто?
– Я один из его секретарей. Рабби очень занят. Не думаю, что он сможет принять вас сейчас.
– Это сообщение от его дочери.
– От Рахили?
– Да.
– Где она?
– Рабби расскажет вам, если сочтет нужным.
– То есть вы знаете, где она?
Я вдруг вспомнил, что не спал почти сутки. Повернувшись к двери, я бросил через плечо:
– Завтра-послезавтра снова заскочу. Передайте рабби, что я приходил с сообщением от его дочери, но вы меня к нему не пустили.
Я неторопливо двинулся к лестнице.
– Погодите!
Он крикнул что-то на идиш, и тут же появился кучерявый. Не переставая мне улыбаться, секретарь наклонился к нему и что-то прошептал. Мальчишка кивнул и убежал.
– Как у нас говорят: «В тишине и уповании»[4].
Мы стояли и ждали.
Через пять минут из глубины здания вышли четверо. На комитет по приему дорогих гостей они ни капли не походили. Вся компания окружила меня плотным, на мой взгляд, даже слишком плотным, кольцом. Один из них подошел ко мне так близко, что на меня пахнуло табаком. Он курил. И много.
– Где Рахиль?
– Я же сказал, что буду говорить только с рабби.
– Говорить со мной – все равно, что с ним.
– И рабби об этом известно?
Кто-то толкнул меня в спину концом палки. Я отлетел, чуть не врезавшись в рыжего. Но у меня не создалось впечатления, что это его смутило.
– Где Рахиль?
Я оглянулся. Они стояли слишком близко, чтобы воспользоваться палками, но лица их мне не понравились. Я пытался сообразить, с кого из них мне начать, но не успел. Дверь распахнулась, и в комнату вошел один из самых несуразных людей, которых мне только доводилось видеть. Низкорослый, почти карлик, с носом, похожим на красную кнопку, и слишком большим для своего лица ртом, как будто навечно сложившимся в сардоническую ухмылку. В одной руке он держал резную деревянную трость, местами почерневшую от старости. Вторая рука ритмично подергивалась – явный признак начальной стадии болезни Паркинсона. Спина была чуть сгорблена, а шея кривилась под тяжестью огромной головы. Он смотрел на нас снизу вверх, как комик, ожидающий реакции на одну из самых удачных своих реприз. Вначале он стоял и рассматривал нас, не проронив ни слова. Потом подошел ко мне. Молодцы, окружившие меня, попятились, будто боялись, что он на них наступит.
– Молодежь, – невозмутимо произнес он, – быстро теряет голову.
Говорил он тихо и вежливо, с легким, трудно определимым акцентом. Не дожидаясь моей реакции, он повернулся и окинул молодцев взглядом. Вид у них стал такой, будто их ударили, но тут рыжий что-то сказал на идиш. Коротышка выслушал его с полуприкрытыми глазами, после чего снова повернулся ко мне: