Двойная измена: простить или проститься - стр. 4
«Спасибо за безумный секс, детка! Вот только моя, кажется, начала подозревать...» – и у меня глаза округляются.
Что за... какого хрена?!
Под влиянием эмоций, ничего не соображая, я хватаю телефон жены, чтобы прочитать сообщение еще раз, лихорадочно пытаюсь разблокировать экран, но устройство просит пароль, которого я не знаю, так что приходится вернуть его на тумбу и застыть посреди прихожей без нижнего белья и с гадким ощущением предательства, которое растет с каждым мгновением...
Моя жена мне изменяет.
Моя Таня мне изменяет.
Сегодня вечером она ушла с работы пораньше, чтобы заняться сексом с каким-то мужчиной, который называет ее деткой.
Более того – мужчина, с которым она изменяет, тоже несвободен.
Это какой-то сюрреализм...
Таня выходит из душа, но я почему-то не решаюсь сразу в лоб спросить у нее, что происходит и кто тот мужчина, который пишет ей сообщения и благодарит за безумный секс... Боюсь, что сорвусь. Что буду слишком эмоциональным и уязвимым. Мне нужно немного подумать, переварить это внутри себя... Я решаю, что поговорю с женой завтра.
Но на следующий день разговора тоже не получается – потому что ранним утром меня отвозят в больницу с острой болью в животе, и вскоре я оказываюсь на операционном столе с подозрением на аппендицит.
Последнее, что я помню перед наркозом, – это как ассистент врача по имени Василиса ставит мне в вену катетер...
4. ВАСИЛИСА. 4 глава
Пусть и совсем ненадолго, но напряженная работа позволяет немного отвлечься от моих подозрений и тяжелых мыслей... Меня вызывают на смену в мой выходной день – потому что пациентов поступает больше, чем обычно, в том числе сразу трое с подозрением на аппендицит.
Девушка двадцати пяти лет, у которой пульсирующие боли в животе вот уже третий день – и потому она выглядит так, словно все это время не спала.
Пожилой мужчина с целым букетом хронических заболеваний – ему даже наркоз давать страшно, могут быть осложнения...
И двадцативосьмилетний мужчина, которого привозят ранним утром с острой режущей болью и выражением страдания на лице.
Доставленного утром мужчину мы оперируем первым. Пока анестезиолог спешно изучает его медицинскую карту – сам пациент говорить не в состоянии, – я ставлю катетер ему в вену – а он все это время пристально, даже как-то жутковато смотрит на меня... Прекрасно понимая, что из-за боли его разум затуманен, и вероятно, после наркоза и операции он меня даже не вспомнит, я все равно испытываю странную неловкость. Мне кажется, что прямо сейчас его взгляд как будто просит: «помоги мне, спаси меня...»