Дворец в истории русской культуры. Опыт типологии - стр. 78
Художественный процесс можно без преувеличения считать «повивальной бабкой» рождения суверенной личности. «Муки и радости» суверенной личности были «открыты» в искусстве, в риторическом языке готовых слов и общих мест, а затем интериоризированы. Как писал У. Бек, то, что раньше было общей судьбой, стало биографией[415]. То, что раньше было «общим местом», стало личным переживанием.
Размышляя над дворцово-парковыми ансамблями конца XVIII – первой трети XIX века, нельзя не заметить эволюции их программ от универсальных энциклопедических миров к универсальным же, но эмоциально-личностным. Таковы, скажем, «миры семейных скорбей» с мавзолеями, памятниками супругам и родителям, «миры личных воспоминаний» с семейными рощами и аллеями друзей, «монументы преданности» с обелисками в честь императриц или императоров, с хранением на видном месте табакерки, подаренной императрицей или пожалованного ею фарфорового сервиза.
Мир личности в классическом дворцово-парковом ансамбле экстериоризирован, вынесен вовне. Как будто грустить, скорбеть или предаваться воспоминаниям владелец дворца мог только в пространстве, декорированном соответствующим образом. Как, например, князь Трубецкой, проводивший долгие часы в скорбном уединении в мемориальной комнате, воссоздававшей обстановку кабинета, в котором скончался Александр I в Таганроге[416]. Человек Нового времени, вдоволь попутешествовавший по дворцам и садам, ощутил целый мир в себе и в декорациях нуждаться перестал[417]. Поэтому и строительство дворцово-парковых ансамблей потеряло смысл. Уединенные острова и храмы дружбы могли цениться и часто сохранялись, но уже в ином качестве – исторических раритетов, экспонатов родового музея.
В царствование Николая I рядом с «регулярным» Петергофским дворцом появился неоготический Коттедж – декорация семейной идиллии. В отстроенном после пожара Зимнем дворце и новом Большой Кремлевском дворце официальные пространства, места публичной деятельности императорского двора, были отделены от «квартир», где размещалась императорская семья и придворные. Примерно в то же время появилась новая императорская резиденция в Москве – Александринский дворец в Нескучном, вне Кремля, официального пространства первопрестольной.
Дворец из универсального произведения превратился в идеологему – парадное официальное пространство, одно из многих публичных пространств; художественный язык из универсального контекста, предписывающего формы репрезентации власти, превратился в инструмент выражения актуальных политических идей. Зимний дворец в Петербурге первой трети XIX века и Большой Кремлевский дворец, построенный по проекту К. Тона, можно считать представителями следующего типа дворца – дворцами-идеологемами. Национальный декор Большого Кремлевского дворца и национальная программа парадных орденских залов обоих дворцов, были художественной декларацией принципов государственного устройства – монархии, укорененной в национальной истории.