Дворец в истории русской культуры. Опыт типологии - стр. 71
Ю.М. Лотман отмечал, что деяния Петра можно рассматривать как кардинальные переименования в рамках уже существующего культурного кода. Таким кодом была идея Третьего Рима – провиденциальное понимание русского государства и самой государственности, содержавшее в себе одновременно и конфессиональный, и политический аспекты. Символическая природа Священного града и Священного царства позволяла двоякое толкование: «В ходе одного подчеркивается благость и священство, в ходе другого – власть и царство. Символическим выражением первого становится Иерусалим, второго – Рим»[377]. Принятие Петром I императорского титула и новые формы репрезентации власти, основанные на триумфальной мифологии античного мира, упразднение патриаршества и превращение церкви в один из государственных департаментов, означали не секуляризацию культуры, но решение спора между священством и царством в пользу царства. «Выступая на первый план, государственность могла не освящаться религией, а сама освящать религию»[378]. Светская культура, сформировавшаяся в XVIII веке, была «светской религией государственности»[379] – служение государю и Отечеству имело религиозную природу и отличалось религиозной страстностью.
Среди петровских реформ наиболее последовательной и планомерной была т. н. «семиотическая реформа». «Переодевание России в европейское платье» с семиотической точки зрения было грандиозным «актом переименования»[380], основу которого составляло четкое различение языка византийской традиции с доминирующим образом Священного царства как Иерусалима, и языка европейской традиции, адекватного идее Третьего Рима как Рима, Римской империи. Принятие императорского титула, семиотическое разрушение Московского царства и строительство новой Российской (Петербургской) империи были тесно связаны с вполне конкретными историческими событиями и расстановкой сил на мировой (европейской) сцене, но актуальная история творилась в соотнесении с символической основой[381].
Решительность монарха на поприще семиотической реформы была санкционирована, во первых, «христианской сакрализацией монаршей власти, которая идет crescendo на протяжении всего XVIII века»[382]. Во-вторых, конвенциональным подходом к языку, который, как и идея Третьего Рима, стал продолжением процессов, начавшихся много раньше. Язык русской средневековой культуры основывался на неконвенциональности, безусловности знака, отсюда неприятие старообрядцами во главе с Аввакумом изменений формы священных текстов и обрядов. Раскол XVII столетия понят исследователями как семиотический конфликт, спор о языке, решенный официальной культурой XVII века (государевым двором и Церковью) в пользу условности знака