Размер шрифта
-
+

Двое - стр. 6

– Сейчас туннель – и мы дома, – с тоской произнес Вовчик.

В довершение к сказанному состав вкатился в темноту. Все минуты в туннеле они молчали. В полуприкрытую дверь купе доносился звонкий голос проводницы:

– Скоренько постельки сдавайте. Кому билетики вернуть, подходите.

Ее стройный силуэт мелькал в просвете двери.

Выходили последними. Вовчик оторвался вперед. Он спрыгнул на перрон, воздел руки к небу:

– Здравствуй, свобода!

Матвей на полпути вернулся, вспомнил о забытой под матрасом книге.

Проходя мимо служебного купе, лицо в лицо столкнулся с проводницей.

– Друг твой шебутной, а ты мне понравился, – жеманничая, с загадкой в голосе произнесла она, – чувствую – не противна, можем встретиться?!

Матвей задержался, от прямого предложения потерял самообладание. В глазах ее и выражении лица отпечаталась неуклюжая решительность. Бросила фразой и тут же отвернулась. Матвею почему-то стало жаль ее. Он свободной рукой коснулся ее плеча.

– Давайте встретимся…

– Не шути так, я ведь серьезно. Крамского, 8, для сведения.

Глава 3

В гости они не попали – друзья продали домишко и срочно укатили к детям на Алтай.

– Вот незадача, – расстроился Василий Никанорович, – десять лет дозревал за нескончаемой суетой, знал Алексея как домоседа из домоседов, на мертвом якоре сидел. Нате вам, бабушка, Юрьев день. На том краю света, где он теперь, один выход – бестелесный, если Интернет освоит.

К дому своему Василий Никанорович и Маргарита Ивановна подходили с затаенной грустью. Каждый представил так быстро вернувшийся устоявшийся однообразный быт. Четырнадцать дней санаторного лечения, без забот, в облизывании тебя доброжелательным персоналом и каждодневным воздействием датчиков медицинской аппаратуры, пролетели как один день.

– Мы дома, а ощущение раздвоенное. Приспустил веки, и ты еще там. Все кажется: сейчас постучатся в номер, попросят на ванны или еще куда на процедуры. Вокруг такая бурная, разнообразная по колориту жизнь. А пацаны-солдатики в поезде? Все у них будет – не случилось бы войны, – с ностальгическим оттенком произнес Василий Никанорович, присаживаясь на диван. – Садись, Маргуша, рядком – поговорим ладком.

Маргарита Ивановна обычно артачилась всяким его неожиданным предложениям, а тут присела, не забыв в своем репертуаре:

– А еду скатерка-самобранка сама накроет? И мне тоскливо – много-много ощущений вдруг исчезло. Хорошие люди вокруг нас, по крайней мере, их подавляюще больше, чем недобрых и злых. Одна Мария Тимофеевна чего стоит: альтруист с большой буквы.

С Марией Тимофеевной они сидели за одним столом в столовой. Где, как не за трапезой, в благостном расположении от вкусного содержимого стола, предаться откровениям.

Страница 6