Движение образует форму - стр. 2

К счастью, я не психолог по образованию, с меня никто не требует дефиниций. Какими бы мы ни были, мы плачем, когда нам больно, смеемся, когда смешно, грустим, когда грустно. Однако бывает, мы вдруг мрачнеем, когда все веселятся, или слезы не пророним, когда больно. Почему? Не знаю. Но причина наверняка есть, за каждым таким случаем что-то стоит.

Искусство выявляет состояние души. Терапия искусством не устраняет причин, но своим воздействием на иррациональное помогает справиться с теми глубинными явлениями, которые не формулируются в словах. Невыразимые состояния находят разрешение в красках и формах. Творчество высвобождает из-под спуда не только грусть и печаль – оно дает выход радости. Радости бытия, радости быть тем, кто ты есть.

Моим больным ученикам нравилось рисовать и лепить вместе, нравилось повторять то, что у них получалось, нравилось, когда их за это хвалили, нравилось пить на переменке чай с печеньем, нравилось устраивать спектакли по праздникам. Их любовь была безграничной – почти все хотели на мне жениться, и мужчины и женщины, каждый норовил меня поцеловать или обнять (а объятия у них очень крепкие). Так же бурно они расстраивались, если что-то у них не выходило. Обижались, если не оказывалось под рукой того, что им в этот момент нужно, плакали, если не скатывался шарик…

Однажды двадцатилетний олигофрен Дуду спросил у меня:

– Ты постриглась?

Я поймала его взгляд: он смотрел мне на грудь, туда, где обычно был прицеплен беджик Музея Израиля – фотография с именем, и на этой фотографии у меня были длинные волосы.

– Да.

– Зачем ты это носишь? – спросил он.

– Чтобы знать, что я – это я.

Он подпрыгнул на месте, замахал руками:

– Я тоже хочу знать, что я – это я!

Я предложила ему нарисовать себя, принесла из учительской пластиковые рамки для беджей, он сам написал «Дуду», мы вложили его «фотографию» с подписью в рамку и прицепили на грудь.

Конечно же, всем захотелось ощутить: я – это я. Пришлось каждому дать по картонке. Все быстро нарисовали себя и написали свое имя. Понятно, что реализмом тут и не пахло. И все же эти оформленные кружочки и закорючки выглядели как настоящее удостоверение личности, и мои пациенты, нацепив «себя» на грудь, ринулись на выход, к автобусу. Воспитательницы остановили их: снять немедленно, мы едем в городском транспорте! Однако уговоры не подействовали. Пришлось мне ехать вместе с ними, с музейным беджем на груди.

В автобусе было весело. Уставшие после рабочего дня люди улыбались нам, а может, в глубине души и завидовали – ведь не всем относящим себя к категории нормальных дано знание: я – это я.