Дверца в канализацию - стр. 4
Зато таинственное нечто, от которого исходили эти пугающие звуки, на два шага приблизилось ко мне.
Вот тогда-то я и начала за себя бояться.
Этим чем-то оказался человек ненамного выше меня. Женщина, судя по всему. А судить было сложно – вся она скрывалась за горой одежды, и даже лицо ее было замотано платком, как у какой-нибудь восточной красавицы.
А у меня в голове сразу всплыли предупреждения мамы. Ну, они всем известны: держись поблизости от меня, не разговаривай с незнакомцами и все такое. А я вообще-то слушаюсь маму. Тем более что стоящая передо мной женщина доверия не внушала. Не зря же она так тщательно пыталась себя скрыть? На это были причины?
Она почувствовала мою настороженность.
Осознав, что я близка к тому, чтобы в один момент научиться прыгать на десять футов вверх (тогда как я в длину и три фута прыгаю еле-еле), чтобы сбежать отсюда, женщина резким движением стянула с лица шарф.
На мгновение я замерла, забыв, как дышать.
У нее оказалась уже знакомая нам кожа холодного зеленого оттенка, спрятанные в коротких каштановых кудрях пара рожек и очень мудрые темно-карие глаза, окруженные воротничком черных изогнутых ресниц.
– Не бойся, пожалуйста, – произнесла она тихо и каким-то совсем непривычным для меня акцентом. Помолчала пару мгновений, а потом продолжила: – Здесь редко кто-нибудь ходит.
– Я живу неподалеку, – призналась я. Голос после рыданий был совсем писклявым, а он у меня и без того до сих пор детский. – И там лужа… Сверху. Я решила обойти и упала.
Она кивнула – рожки качнулись вместе с кудрями – и вдруг протянула мне руку:
– Мадам Кавелье.
И я, не сводя с нее глаз, протянула свою:
– Эрика Гибсон.
Наверное, следует опять отвлечься. И сказать пару слов о моем имени. Ещё в первые школьные дни кто-то (ладно, я прекрасно помню, что этот вопрос задала Джил, которая с самого начала меня невзлюбила) спросил маленькую Эрику, почему у меня имя, как у принца из сказки. Ее родители мальчика хотели, что ли? Ха-ха-ха, какая чудесная шутка и все такое. А у меня в то время и волосы были короткими, даже не закрывали уши – это сейчас я их отрастила до пояса. Поэтому шутка получилась обидная. И я не придумала ничего лучше, кроме как отвернуться, сделав вид, что чихать я на всех хотела.
И вот пришло время открыть истину.
Мои родители не хотели мальчика.
Они в принципе не то чтобы хотели ребенка – так мне сказала папина бабушка, ужасно меня этим задев, конечно же. Маме исполнилось девятнадцать лет через три недели после моего рождения, в начале апреля. А папе – в январе, за два с половиной месяца до него. Мама училась на журналистку, ну, пока училась. А папа в момент моего появления на свет вообще находился в соседнем городе, потому что поступил на первый курс престижного медицинского университета. И, уехав летом, вернулся только на Рождество. Тогда же ему мама все и рассказала.