Дверь в Зазеркалье. Книга 1 - стр. 11
На столе лежит свёрнутый из плотной серой бумаги кулёк с конфетами, которые называются «Школьные». Я знаю, что они посыпаны сахарной пудрой и невероятно вкусны, я даже ощущаю на языке свойственный только им приятный мятный холодок. Рот безудержно наполняется слюной. Конфеты трогать запрещено до возвращения родителей, которые ушли за очередной порцией вещей на квартиру бабушки – матери отца: мы переселяемся. Это невыносимая мука: видеть конфеты и понимать, что есть их нельзя. Но конфет много и если съесть одну – две, никто этого не заметит. Я вынимаю из кулька три конфеты, разворачиваю полупрозрачные фантики и быстро их съедаю, испытывая при этом блаженство необыкновенное. Хочется ещё, хотя бы одну, их ведь так много. Но в этот момент я поднимаю голову вверх и вижу икону, висящую в углу.
Незнакомый мне старик смотрит строго и хмуро, он всё видел, он мудр и понимает, что я хочу сделать со всеми оставшимися конфетами. Его взгляд пронзителен и холоден, как железная ручка на новых воротах, которую я имел неосторожность лизнуть на морозе. Я перемещаюсь в другой конец комнаты, но взгляд старика неотступно следует за мной. И нет в комнате такого места, где можно было бы укрыться от этого безжалостного взгляда. Мне опять становится страшно и уже совсем не хочется мятных конфет, обсыпанных сахарной пудрой.
Я подвигаю тяжёлый стул поближе к иконе, взбираюсь на него и пытаюсь повернуть её ликом к стене. Икона падает и разбивается вдребезги. Я смотрю на разлетевшиеся её части и понимаю, что это катастрофа. Мне не известно точно, кто был этот старик на иконе, но я слышал, что бабушка называла его Бог, шептала ему какие-то невнятные слова и крестилась, а мама говорила, что Он всё видит, знает и наказывает людей за плохие поступки. А разве может быть что-то хуже того, что я сделал. Слёзы подступают к моим глазам, и я плачу, вначале негромко, а потом навзрыд, раздираемый жалостью к своей загубленной жизни.
В прихожей слышны весёлые голоса вернувшихся родителей. Отворяется дверь и входит румяная с мороза мама, за ней улыбающийся отец. Мама окидывает взглядом комнату, замечает разбитую икону, обёртки от конфет на столе и меня, рыдающего на стуле. Лицо её становится строгим, если не сказать хуже.
– Что случилось? – спрашивает она тоном, не предвещающим ничего хорошего, – я кому говорила не брать конфеты? Ты зачем разбил икону, скотина безрогая?
Мама, нужно отдать ей должное, умела сказать образно и к месту. А я, скотина безрогая, не могу говорить, только всхлипываю, заикаюсь и пальцем показываю на старика, лежащего лицом вверх на полу. Отец быстро вникает в ситуацию и начинает игру на моей стороне: