Дверь Ноября - стр. 21
И это было отвратительно похоже на правду.
Вернувшись к остановке, Янка потопталась, напрасно вглядываясь в тот конец улицы, потом вздохнула, шёпотом выругалась и пошла по тротуару, бросая опасливые взгляды на ограду парка, по которой бежали отблески фар проезжающих машин.
Несмотря на горящие вдоль аллей фонари, парк казался тёмным и неуютным – особенно когда порывы ветра заставляли голые ветки гнуться в ведьмовском танце. Янка надвинула капюшон, чтобы не смотреть по сторонам, достала из сумки клубок наушников, неторопливо – самой себе не показывая страха – распутала их и наконец заткнула уши, включая погромче «дрэгонов».
Музыка, как всегда, сделала мир на порядок дружелюбнее. Мурлыча под нос неразборчивую скороговорку английских слов, Янка топала вперёд и уже совсем ничего на свете не боялась… Но когда особенно резкий порыв ветра дёрнул капюшон, ей вдруг показалось, что кто-то идёт следом – неясная тень, пойманная краем глаза в беззвучном и тёмном внешнем мире.
Янка осторожно обернулась, вынимая один из наушников…
– Аш-ш… Тьфу ты, – выдохнула она судорожно. Следом шла всего лишь дворняга. Не та, что обычно у метро попрошайничала, незнакомая, серая и лохматая. – Псина, ты чья?
Собака ответила Янке недовольным взглядом снизу вверх, словно говоря: «Сама ты «псина», девочка!» – но, конечно, ничего пояснять не стала и уселась неподалёку.
Ошейника на ней не было.
Янка перебрала в уме содержимое сумки: кошелёк, ключи, карандаши, скетчбук, пара запасных резинок, недоеденная пачка сухариков и пудра. Кажется, всё. Не сухариками же подкармливать собаку!
Но Янка всё-таки вытащила несколько сухарей покрупнее, один разгрызла, а остаток на ладони протянула собаке:
– Эй, «три корочки» будешь? Типа с беконом. У меня ничего другого нет, извини.
Собака принюхалась и отвернулась.
– Ясно, «тигры это не едят», – сделала вывод Янка, отправляя сухарики в рот, повернулась и пошла дальше.
Но капюшон откинула, краем глаза следя за собакой. Та, помедлив, поднялась, словно бы даже став выше ростом, – и пошла следом.
– Учти, мать никогда мне не разрешит тебя взять, – с наигранной бодростью сообщила Янка, хотя от внимательного собачьего взгляда стало на секунду не по себе. Потом всё-таки надела капюшон, снова отсекая внешний мир, вставила наушник и ускорила шаг, старательно игнорируя желание обернуться. Мало ли привязчивых дворняг…
Конечно, эта не выглядела бездомной – исхудавшей, больной или грязной. Косматый мех, горбоносая морда, мало похожая на любую известную Янке породу, по-дворняжьи смышлёные глаза и… Нет, не будет Янка об этом думать. А то снова каждый частичкой кожи почувствует трещину, пробежавшую по скорлупе привычного мира.