Двенадцатый Ковчег - стр. 34
– Погоди, Бен, я выйду в Космос. Ты увидишь, как здорово! Это самая новая обсерватория.
Она погасила свет, взяла его за руку. Медленно засветились экраны, и вспыхнули тысячи, нет, миллионы звёзд!
Одни светили ровным светом, другие мерцали. Они были разных цветов. И сгустки тумана, и какие-то чёрные провалы… Такого эффекта не было в их обсерватории, в академии. Непередаваемое впечатление, будто ты не смотришь с Зеи в звёздное небо, а плывёшь по бесконечному океану Вселенной в крошечном батискафе.
Бен не возвращался в Город. Мэлори не удивлялась, такое бывало и раньше. Иногда появлялось какое-то беспокойство – он мог в самое горячее время заехать хоть на часок. Сейчас не заезжал.
Весь день он работал на Базе, городские дела решал по телефону, а вечером неизменно оказывался в обсерватории.
Они с Илоной не могли оторваться друг от друга, будто навёрстывали годы разлуки.
Она вводила его в свой звёздный мир, показывала, как прокладывается путь Ковчега.
– Перед пуском всё выверим.
– Ты будешь прилетать перед каждым?
– Нет, ваша обсерватория включится в общую систему, я буду это делать из Центра.
– Жалко.
– Я привыкла радоваться тому, что даёт судьба.
Жили вне времени. Не считали, сколько дней и часов подарила им судьба. Стали другими – и он, и она. И оказалось, что это ещё сильней сближает, притягивает друг к другу.
Он столько лет был главным в жизни огромной армии людей, отвечал за всех и за всё. В семье в любых вопросах его слово было последним и решающим. Это, конечно, меняет и характер человека, и облик, и поведение. Он уже не был мальчиком. Стал взрослым, сильным, уверенным в себе.
Илона почувствовала это с первой же встречи. Но и она была другая. Ей ничего и никому не надо было доказывать. Её авторитет и среди коллег, и в Звёздном институте был непререкаем.
Тем более, ничего не надо было доказывать Бену. Он был покорён, принадлежал ей до последней клеточки. И она была счастливой, открытой, доверчивой. Он стал главным человеком в её жизни.
За все пять лет в Разведакадемии она ничего не рассказывала ему о прошлом. Это он ей рассказывал всё. А тут как-то ночью…
Они ещё не ушли из мира звёзд в её дом, который он постарался сделать уютным, тёплым, домашним. Не спешили. Вечер был долгим, и ночь впереди – бесконечной, до самого утра.
Она вдруг начала говорить, будто открывала какую-то дверь, запечатанную давным-давно:
– Знаешь, у меня было очень счастливое детство. Папу звали Стивен, Стив. А маму – Генриеттой. Папа звал её Гани. Он был рыжеволосый, большой, или мне, маленькой, так казалось.