Двенадцатый год - стр. 9
Он велит продолжать закидывать сети, а сам идет в комнаты дочери… Да, действительно, постелька не тронута, не помята. Кот Бонапарт жалобно мяучит – опять становится страшно… Она так дрожала вчера, так нежно ласкалась к отцу… Она что-нибудь задумала. На стене нет сабли: новое предположение, что она что-то задумала и, может быть, уже исполнила. На столе брошены ножницы.
Нет ли записки?
Нет, на столе ничего не видать. Разве в столе?..
«Боже мой! Это ее волосы, ее локоны! Все обрезаны!.. Надя! Надя! Девочка моя! Что с тобой? Где ты?»
И, целуя волосы дочери, он залился горькими слезами. Казалось, что он целует локоны мертвой, похороненной.
«Дитя мое! Где ты? Где ты, моя радость, мое сокровище?»
А сокровище это уже пятьдесят верст отмахало. Она нагнала казачий полк на дневке – туда-то и стремилось ее необузданное воображение. Полк шел на Дон, к домам, на побывку, и имел дневку в небольшом селении на Каме.
Встретив казаков, которые вели коней на водопой, девушка приосанилась на седле и, подъехав к донцам, приветствовала их своим детским голосом:
– Здравствуйте, атаманы-молодцы! Бог в помощь!
Странно прозвучал в утреннем воздухе этот металлический голосок, – так странно, что казаки невольно остановились и удивленно посмотрели на этого диковинного мальчика. Что это такое? С виду, по одежде – казачонок, малолеток, барчонок, и конь добрый, горской породы, черкесский конь, дорогой – казаки знают толк в своих боевых товарищах – одним словом, «душа добрый конь»… И чекмень казацкий добрый, хорошего сукна, и пика добрая, и посадка добрая, казацкая, атаманская… А собой – как есть девочка: груди высокие, перетяжка – в рюмочку, голосок – словно птичка звенит… Фу-ты пропасть! Откуда оно выскочило? Тут кони ржут – пить хотят, а тут птичка щебечет – личишко беленькое, словно сейчас из яичной скорлупы вылупилось, глазенки черненькие. Ах, чтоб тебя разорвало! Вот штучка невиданная!
Казаки отдают честь. Переглядываются: «Здравия желаем!»
А «оно» опять щебечет:
– Скажите, как мне найти вашего полковника?
– Это Миколай Михалыча?
– Да, Каменнова.
– Вон тамо-тка, где часовой стоит, – зеленые ставни.
– Спасибо, братцы.
И «оно» поехало дальше, а казаки, разинув рты, глядят ему вслед.
– А и бесенок же какой! Кубыть и большой ездит.
– А поди еще кашку с ложечки учится есть.
– Вылитая девочка.
– А посадка не наша, не казацкая.
– Да, это гусарская посадка… Иж и дьяволенок же!
Когда дьяволенок подъезжал к зеленым ставням, указанным ему казаками, из ворот вышли офицеры и остановились при виде молоденького всадника. Этот последний, ловко осадив коня, отдал честь офицерам совершенно по-военному.