Двенадцать ночей - стр. 11
– Ох-х…
Это был то ли шепот, то ли резкий шипящий вздох – звук, так или иначе, громкий, отчетливый.
– Не я виноват, что ты такой медлительный. И что мы второй раз за полсуток таскаемся по крышам.
– Обсуждали ведь уже. Как я мог знать, что она возьмет его с собой? Разве это обычное дело – мотаться по городу с чьим-то зубом в кармане? С Габсбургами, признаю, я напортачил…
– С Габсбургами ты напортачил так, что сил никаких нет…
– Сказал же: признаю. Но тут совсем другое дело. Не забрать один зуб и оставить… гм, оставить тело целиком – в своде законов эти оплошности, насколько помню, значатся даже на разных страницах.
– Ты не просто прошляпил тело.
Кэй была уже вся внимание и открыла левый глаз шире. Голоса доносились снаружи, и там был свет – его луч раз за разом пересекал занавешенное окно. Должно быть, фонарик, подумала она. Из-за окна слышалась шумная возня, кряхтенье, но потом все смолкло.
– Слушай, тебя же там не было. Как я объяснил трибуналу, это была добросовестная ошибка. В приказе значилось: эрцгерцог Бартоломео, принц Прусский, и адрес был – вилла в Вене. Я отправился по адресу, обыскал виллу и опознал перемещаемое лицо. Предъявил ему письменный приказ – все по процедуре. Он, должно быть, знал, что я появлюсь. Я не виноват, что он улучил момент и заменил тело – в смысле, свое тело – на тело другого человека. Выглядело оно точно так же и находилось ровно там, где я его, эрцгерцога, на минуту оставил: в саду под шелковичным деревом, завернутое в шелковый халат. До сих пор не понимаю, как он узнал, что я появлюсь.
– Не в этом дело. Ты переместил императора, клянусь музами!
– Да, это немножечко конфузно, готов признать. Но как мне было понять, что это император? Как будто я раньше видел его когда-нибудь вблизи. Император кислых щей. И говорю же тебе: он ровно там находился, где я оставил эрцгерцога, дремал весь закутанный под шелковичным деревом, ни дать ни взять герцог, чем тебе не эрц. Ну с какого перепугу император будет дремать под шелковичным деревом? Скажи мне, а?
– На нем была императорская корона, Вилли.
– Послушай, Флип. Я чем занимаюсь? Перемещениями. Я не вестник, не законовед и совершенно точно не император. К добру или к худу – главным образом, если честно, к худу, – я занимаюсь перемещениями. Перемещаю.
– Клянусь каменьями, Вилли, ты, конечно, мой лучший друг, но башка у тебя дурья. Ох-х!
Опять кто-то закряхтел, и Кэй услышала шарканье – по черепице, поняла она, по нижней черепице наклонной крыши. Она вздрогнула; голоса звучали близко.