Двенадцать детей Парижа - стр. 95
Карла приказала себе не делать этого, но было уже поздно – она инстинктивно подняла голову. Из разбитого окна гостиной смотрела Симона. Их взгляды встретились, и итальянка поспешно отвернулась.
– Мы можем попользоваться ею перед тем, как убить? – спросил Пепин.
– Она богатая и сладкая, с отличными жирными сиськами и расселиной в заднице, способной задушить живого угря, – прорычал Инфант. – Рискну предположить, что она прольет реки слез, чтобы смягчить ваши юные сердца, но вы не должны размякать. Помните о своих матерях и сестрах, которые скребут ей полы, моют ее ночной горшок, а она даже не снисходит до того, чтобы запомнить их имена. Была ли она когда-нибудь доброй? Покажите ей, как выглядят ее красивые полы, когда стоишь на коленях. Покажите, что у нее в ночном горшке.
Карла услышала, как кто-то всхлипнул у ее плеча. Она схватила Антуанетту за руку и притянула к себе.
– Милая, стань на колени передо мной и прижмись головой к моему животу, – прошептала она девочке. – Почувствуй ребенка. Спой ему колыбельную, только очень тихо.
– А мы можем убить всех остальных гугенотов, хозяин? – спросил еще кто-то из грабителей.
– Это приказ самого короля, и даже я не стану спорить с королем, – отозвался главарь.
– А гугеноты такие же плохие, как филистимляне?
– Они хуже филистимлян, – ответил Гриманд. – Но Самсон убил тысячу филистимлян челюстью осла – горы трупов, как говорят. И его вспоминают как героя. Так что вытаскивайте свои ножи и сделайте то же самое во имя Господа, Парижа и короля Карла!
Оборванцы издали радостный вопль и ринулись в особняк д’Обре.
Карла закрыла глаза и прижала ладони к ушам Антуанетты, приготовившись к неизбежному. Из разбитых окон доносились отчаянные крики – убийц и их жертв. Пронизанный ужасом и болью голос Мартина. Затем крик Шарите. Последним умер Люсьен, и на некоторое время стало тихо. Итальянка почувствовала странный запах и открыла глаза.
Перед ней на корточках сидел Гриманд. Его лицо приблизилось, но темнота скрывала его черты, словно вырубленные из гранита, – лишь глаза и громадные, редко расставленные зубы блестели в полумраке.
– Вкусное вино? – спросил он.
– Я не пробовала.
В доме закричала Симона. Тело Антуанетты вздрагивало, но девочка не произнесла ни звука.
Король воров положил ладонь на голову малышки и погладил ее по волосам. Карла подавила желание сбросить его руку. Жалобное пение девочки сменилось всхлипами, и бандит пробормотал что-то успокаивающее.
– Вы заставили меня поверить, что эта гугенотка – ваша дочь.
– Нет, я заставила в это поверить ваших людей, – ответила Карла.