Две жизни Пинхаса Рутенберга - стр. 55
– А его не освободили по амнистии? – спросил Рутенберг.
– Конечно. Недавно я с ним встретился. Он предприниматель, и очень неглупый человек. Так он мне рассказал, что единственный, с кем он говорил перед арестом о динамите, был Татаров. А потом при опознании в тюрьме находился человек, который по фигуре оказался очень на него похож.
– Нужно отдать должное политическому сыску, – произнёс Рутенберг. – Они вербуют провокаторов из нашей среды. Я по приглашению Циллиакуса ездил в Гельсингфорс. Конни поделился со мной своими соображениями, почему провалилась операция по доставке оружия. Он уверен, что без доноса тут не обошлось.
– И кого он подозревает?
– Евно. Лишь он был осведомлён обо всех деталях.
– Это невозможно, Пётр, – возмутился Савинков. – Я в нём совершенно уверен.
– Тогда как объяснить арест членов Боевой организации и неудачу с транспортировкой оружия? Не слишком ли много случайностей?
– С Тартаровым партийный суд разберётся. А за Азефа я ручаюсь.
Пошёл дождь, и они укрылись в кофейне. Савинков рассказал о неудаче с приручением Гапона.
– Твой протеже, Пётр, нас разочаровал. Как только мы его приняли в партию, он пожелал войти в Центральный комитет, а потом вознамерился возглавить партию.
– Он – человек с большими амбициями, Борис, – вздохнул Рутенберг.
– Но работать по-нашему и учиться не захотел. Мы с ним расстались.
– Ну и правильно сделали. Жаль, конечно, что не удалось воспользоваться его огромным влиянием на рабочих.
– Между прочим, он сейчас в Петербурге, – произнёс Савинков, – живёт в конспиративной квартире. Он восстановил связи с рабочими и ведёт переговоры об амнистии. Его так и не реабилитировали за девятое января.
– Я хорошо его знаю, Борис. Он органически нуждается в энергии, которую получает от массы. Иначе не выживет и погибнет. А рабочие тоже нуждаются в нём. Это какой-то симбиоз.
– Поговори с ним, Пётр. Боюсь, он своим самовластием натворит таких дел, что нам не расхлебать.
– Я обязательно с ним встречусь.
Они выпили кофе с баранками и, открыв зонты, вышли на улицу и попрощались. Рутенберг остановил пролётку и поднялся на неё. Лошадь проворно покатила по мостовой, подстёгиваемая ударами ямщика.
Рутенберг обратился к рабочему Петрову и тот привёл его к Гапону. Георгий Аполлонович даже обрадовался ему. Отлучённый от церкви Синодом, он потерял сан священника, но роль вождя и лидера от этого только стала в нём более выразимой и значительной. Пребывание в Европе сделало его более либеральным, он приобрёл вкус к элегантной гражданской одежде, стригся коротко и имел маленькую аккуратную бороду. А сейчас на нём был красивый халат и мягкие кожаные тапочки на босых холёных ногах.