Две жизни Пинхаса Рутенберга - стр. 120

– Ты жив, – спросил он.

В ответ Пинхас мотнул головой.

– Подняться сумеешь?

– Да, рабби.

– Тогда встань, я обработаю тебе раны.

– Сколько ударов, рабби?

– Тридцать девять. Больше нельзя, чтобы не быть посрамлённым в глазах людей. Так сказано в Талмуде.

Он поднялся и пошёл за раввином. Пропитанная кровью рубашка прилипла к горячей воспалённой спине, но это его не беспокоило. В его сознании росло и множилось ощущение светлой радости, оно затмевало боль и жжение кровоточащих шрамов. «Всё позади, я сделал это», – билась мысль в его ясной голове. В комнате, где он раздевался, в шкафу стояли склянки с лекарствами. Элиягу взял одну со спиртом и коснулся его спины. Пинхас вскрикнул от новой неожиданной боли.

– Потерпи, ничего не поделаешь. Ты полежи здесь на полу возле стены до вечера. Я вернусь часов через пять.

Элиягу аккуратно помазал йодом рубленные раны и накрыл их марлей.

– Если захочешь есть и пить, найдёшь всё в кухне, – сказал раввин, указав на дверь в соседнюю комнату.

– Спасибо, рабби. Я чувствую себя уже другим человеком.

– Это тебе так кажется. Тебе ещё многое предстоит преодолеть в себе и понять.

Он вышел из помещения, и Пинхас слышал его удаляющиеся шаги, отдающиеся гулким эхом в огромном пустом зале синагоги.

Рутенберг вначале лежал, потом почувствовал жажду, пошёл на кухню и долго пил из льющейся из крана струи. Когда раввин вернулся, он лежал на полу, проснувшись незадолго до этого.

– Не болит? – спросил Элиягу.

– Терпимо. Я, наверное, уже пойду. Отлежусь в гостинице.

– Тебе не помочь одеться?

– Спасибо, рабби, я сам.

– Приедешь в Геную, пойди в синагогу. Раввин знает, что нужно сделать. Обряд возвращения экзекуцией не кончается.

– Я знаю, рабби. До одиннадцати лет учился в религиозной школе.

– Вот и хорошо. А сейчас прочти это.

Элиягу открыл молитвенник и указал на молитву. Пинхас безошибочно прочёл и вернул книгу раввину.

– Ты настоящий еврей, знаешь святой наш язык. Будет тебе прощение от Господа. А теперь ступай.

Элиягу вышел из комнаты. Рутенберг медленно оделся, чтобы не потревожить раны и не вызвать новое кровотечение, и осторожными шагами направился к выходу из наполнявшейся к вечерней молитве синагоги.

Он почувствовал сильный голод и зашёл в первое же встреченное им по дороге кафе. На почте он составил телеграмму, которую обещал послать Рахели: «Здоров и счастлив. Вернусь завтра. Целую». Он долго прохаживался по старинным улицам Флоренции, наслаждаясь рукотворной красотой города Данте, Леонардо и Микеланджело. Устав от прогулки, побрёл в гостиницу и, не раздеваясь, повалился на кровать.