Две жизни комэска Семенова - стр. 31
– Это тот, который канаты ловко шинкует? – усмехнулся Клюквин. – Я смотрел. Ай-яй-яй. Вот шельмы! Теперь, Ваня, я понимаю, отчего кипит твой разум возмущённый! Но не портить же всем настроение из-за мелочей! Давай, Три Пётра, заводи музыку!
Граммофон кашлянул и затянул блеющим голосом: «Плачь, цыган». Сидор глянул на брата и нагайкой сбросил звукосниматель с пластинки, музыка смолкла. Так и сидели в молчании. Клюквин выпивал и закусывал, тискал свою красотку, иногда бросая на Семенова угрюмые взгляды. Но тот не обращал на это никакого внимания. Его люди насытились, но сам он к еде не притронулся, хотя желудок подвело от голода: никто не скажет, что комэск ел со стола негодяя!
Наконец, Фёдор вернулся, держа в руке длинные ножны, из которых вытачивало навершие рукояти.
– Вот, – положил он шашку на край стола, а сам подошёл к Клюквину, пошептал на ухо.
Семенов вытащил клинок, осмотрел и передал «Ангелу смерти».
– Гады эти где? Кот с Веселым?
Фёдор развёл руками.
– Не нашёл. Веются где-то.
– Ну вот, – оживился Клюквин. – И все дела. А ты стволами тыкать. Нехорошо. Выпьем на мировую! Паша, налей!
Дементьев разлил самогон по стаканам.
– У тебя что, комиссар на розливе? – мрачно поинтересовался Семенов.
– Нет, что ты! Партия у меня в почете, – с усмешкой ответил Клюквин. – Просто мы друзья. Сдружились, понимаешь ли, не разлей вода. А друзья разве считают – кто кому налил? Давай, выпьем! Мы же во всем разобрались!
– Э, нет, – сказал Семенов. – Не во всём. Согласно революционным законам грабителей следует расстрелять перед строем или, если это тебе легче, сдать в полк, в трибунал!
Клюквин поморщился.
– Расстрелять, трибунал… Слушай, ну вот что ты такой упёртый… Если собака чабана сожрет курицу в соседней деревне, разве он станет ее стрелять? Так, поругает для вида! Я их тоже завтра поругаю перед строем, честное красноармейское…
– Так они у тебя собаки? То-то, смотрю, ты их кормишь лучше, чем комиссара! У него обычный наган, а у собак заморские пистоли! И у тебя, вижу, такой же…
– Не горячись, успокойся! Нам делить нечего! Давай подружимся, Ваня!
Держа руки перед собой (дескать, видишь, никакого подвоха), Клюквин пересел к Семенову, обнял за плечи, но тот резко освободился.
– Укрепим, так сказать, фронтовое товарищество… Да будем вместе дела делать… Не пожалеешь!
Он выпил, закусил куском сала, показал взглядом:
– Угощайся. Сала-то, небось, давно не ел?
Семенов встал.
– Мне жировать не с чего. Вся страна ремни-то затягивает! Сам товарищ Ленин не каждый день досыта кушает!
Клюквин расхохотался.