Две жизни. Часть 3 - стр. 67
– Спешите, в лесу бродят два карлика, они злы и опасны. Ни маленький больной, ни этот силач не должны подвергаться их нападениям. Даже встреча с ними сейчас может быть опасна для пациентов и кого бы то ни было. Я буду охранять моих больных и сестру Алдаз. Вы же спешите выполнить всё, что я сказал.
Когда сестра и юноша вышли, Франциск, от лица которого словно исходил свет в виде потока лучей, переставил кое-какие вещи в комнате, и я понял, что он готовил место для кровати карлика. Глядя на него, я всё более и более изумлялся. Бог мой! Что это были за глаза, какие это были движения! Я ощущал всем существом, что Франциск не стул отставлял, а молился. Он не просто действовал на земле, совершая даже самые простые дела, а будто прославлял Бога каждым своим движением. Улыбка не сходила с его лица, улыбка, выражающая счастье жить. Он посмотрел на лежащего на кровати угрюмого и грубого силача, увидел, как по его огромным щекам вдруг покатились слёзы, подошёл к нему и таким ласковым голосом сказал ему несколько непонятных мне слов, что у меня в сердце точно благодать разлилась.
Погладив его лохматую голову, он помог ему повернуться на другой бок, и через пару минут его дыхание стало ровным и тихим; я понял, что больной заснул.
На руках Франциска всё ещё оставались багровые следы от тисков крестьянина-силача. Мне казалось, что они даже стали ещё страшнее на вид, и вот-вот из них брызнет кровь. Я только хотел было сказать, что пора ему заняться самим собой, как в этот момент сестра Алдаз внесла на руках прикрытого простыней Максу. Юноша, на лице которого читалось теперь только восхищение красотой девушки, нёс кровать малютки. Он так и стоял посреди комнаты, не сводя глаз с очаровательного личика Алдаз, держа в руках лёгонькую бамбуковую кроватку и окончательно потеряв соображение. Целая гамма стольких разнообразных переживаний, испытанных им за полчаса, очевидно, не могла уложиться в его мозгу. Он был так комичен, что я не мог удержаться от смеха, видя в этом юноше свой собственный портрет «Лёвушки – лови ворон».
Моему смеху вторил Макса, не выдержала испытания на серьёзность Алдаз, а Франциск, взяв кроватку, поставил её на приготовленное место, сам уложил в неё карлика и, точно про себя, сказал:
– Самое время, самое время.
Я этих слов не понял. Но, взглянув на юношу, увидел внезапную перемену в его лице. Его лицо побледнело до серости, потом на нём отразилась ярость, он протянул руку, показывая Франциску на что-то в окне, и, быстро бормоча проклятия, хотел убежать из комнаты туда, но Франциск его удержал, спокойно объясняя ему что-то на его родном наречии.