Две жизни. Часть 3 - стр. 22

Двинувшись дальше, мы очень скоро пришли к горной расселине, и мне показалось, что дальше хода нет. Но Иллофиллион обогнул огромный камень, и я увидел за ним маленькую тропинку, напоминавшую русло высохшего ручья. Идя по ней, мы вышли к противоположной стороне расселины, представлявшей собой сплошную стену. Вдруг Иллофиллион нагнулся, шагнул в грот, видневшийся с левой стороны, и через минуту мы стояли у тех же столетних пальм, откуда начали наше путешествие, только совершенно с другой стороны озера. Я оглянулся назад и не мог решить, из какого же отверстия горы мы вышли. Целый ряд пещер, одинаково обвитых лианами и ещё какими-то вьющимися растениями, был за нами. Но раздумывать было некогда, так как, сойдя к пруду раньше нас, Иллофиллион отвязал маленькую лодку, и мы переплыли пруд, причём ни лебеди, ни фламинго и не думали бояться нас.

Мы очень точно вернулись к обеду, успев принять душ и переодеться. Когда мы сели на свои места в обеденной столовой, которую я видел в первый раз, я заметил, что здесь все столы были круглыми и соседи наши по столам были всё те же. За соседним столом я встретил пристальный взгляд Андреевой. В моём воображении очень ярко нарисовалась сцена со змеёй, рассказанная Альвером. Ольденкотт между тем с серьёзным видом расставлял кресло своей соседке и заботливо собирал её вещи, которые она повсюду роняла, складывая их на специально приспособленные в стороне полки. Я заметил, что спицы больше не торчали из её зонтика, и с умилением подумал, что это он сам их ей пришил, как заботливая нянька.

Я забыл сказать, что креслица во всех столовых были одного типа – это были пальмовые или бамбуковые стволы, затянутые буйволиной кожей. Они легко складывались и раскладывались, были устойчивы и удобны. Кресла эти были довольно низкими, как и столы. Все столы были покрыты белыми чистыми скатертями, всюду стояли в вазах цветы. Вазы были из керамики местного производства, все разные, и показались мне ценными в художественном отношении. На каждом столе стояло по нескольку кувшинов с молоком, и кувшины не отставали в красоте от ваз.

Обед проходил спокойно, никакой суеты не чувствовалось, несмотря на огромное количество присутствовавших. Ни за одним табльдотом я не видел такого количества людей, и всюду была суета. Здесь же у каждого стола были свои подавальщики блюд, а за столом все обслуживали себя сами.

Еще раз меня поразила особая атмосфера этого общества. Манеры были далеко не у всех так элегантны, как у польского рабочего Синецкого. Внешний вид людей был самым разнообразным. Но по скольким бы лицам ни пробегал мой взгляд, все они были значительны, на всех лежала печать духовности и от каждого из них веяло добротой и миром. Только несколько лиц, среди которых было и лицо прекрасной американки, леди Бердран, были печальны, даже более того, как-то скорбно прекрасны, что лишь подчеркивалось на фоне радостности остальных.