Две стороны неба - стр. 2
Далеко-далеко раздался чей-то пьяный гогот и мгновение спустя – женский визг.
«Крысы в норах! – Роберт злобно передернул плечами. – А соберутся вместе – того и гляди глотки друг другу перережут. Бесятся, потому что осточертело все до крайности… Так вот все и передохнем!»
До каморки Паркинсона было еще порядочно, но Роберт уже услышал его хриплый смех. Значит, до последней стадии не дошло – Паркинсон еще в состоянии смеяться! Роберт приободрился и зашагал быстрее.
Дверь в каморку была приоткрыта. Паркинсон сидел за столом, уронив голову на руки, так что его нечесаные длинные волосы упали в тарелку с закуской. Угловатые плечи Паркинсона тряслись от смеха.
– Паркинсон, к тебе можно? – спросил Роберт и вошел.
Каморка Паркинсона была копией его собственной, с той лишь разницей, что в ней валялись пустые бутылки и на стене косо висела большая объемная фотография – усталое женское лицо, еще совсем не старое, но с такой безнадежностью в чуть прищуренных глазах, что оно всегда казалось Роберту лицом дряхлой старухи, которая ждет смерти, как освобождения, ждет не дождется, когда можно будет с облегчением прошептать: «Наконец!» Это была жена Паркинсона, подруга матери Роберта, пережившая ее на два года. На два года и восемь дней, если быть абсолютно точным.
Бутылки валялись всюду: на столе и под столом, на кровати и под кроватью, в кресле и у стенного шкафа, и из-за их обилия казалось, что Паркинсон здесь лишний, что он только зря занимает место, которое должно принадлежать им.
Услышав голос Роберта, Паркинсон перестал смеяться и тяжело оторвал голову от рук. Его покрасневшие глаза бессмысленно поблуждали по стенам и наконец остановились на Роберте.
– П-привет… Бобби! – с трудом выговорил Паркинсон и взмахнул рукой.
От этого жеста его худое тело неожиданно резко отклонилось назад, но Паркинсон успел схватиться за стол и, мобилизовав силы, вернулся в прежнее положение.
– П-прох-ходи, Бобби! – выдавил он из себя, вслепую нашаривая на столе последнюю почти полную бутылку. – Бери стакан! Там… – он пьяно мотнул головой в сторону кровати.
Роберт не шевельнулся, только прищурил глаза.
«Эх, Паркинсон! И тебе нет дела до моих шестнадцати…»
– Я… как начал вчера… так… и не закончил, – извиняющимся тоном выговорил Паркинсон.
Он подпер голову рукой и несколько раз качнулся. Его худое лицо с глубоко запавшими глазами неожиданно исказилось от кривой улыбки.
– Бери стакан, сынок! – сказал он почти внятно. – Тебе ведь сегодня шестнадцать. Я просто… не в состоянии был добраться до тебя… – Паркинсон перевел дух. – Ты уж прости старика.