Две сестры - стр. 3

Начался обеденный перерыв, и Матильда включила телефон. Она намеренно не пользовалась им на предыдущих переменах, – это увеличивало шансы на получение эсэмэски. Подождала немного – иногда в стенах лицея плохо ловились сообщения, – но экран был пуст. И эта пустота причинила ей жгучую боль[4].

Сабина – коллега, к которой Матильда относилась лучше, чем к другим, хотя их нельзя было назвать близкими подругами, – ждала ее в коридоре, чтобы вместе пойти в столовую. Они часто обедали вдвоем – коллегам было о чем поговорить. Но нынче Матильда махнула ей рукой, что могло означать: «Не жди меня». Или: «Приду попозже». Или: «Я сегодня не голодна». Да и кто знает точно, о чем говорит такой жест?! Сабина поняла главное: ей придется идти в столовую одной.

Матильда вышла в коридор и с минуту простояла там, устремив взгляд на экран мобильника. Ее терзала острая обида на Этьена: почему он подвергает ее этой пытке молчанием? Обычно они перезванивались или переписывались несколько раз на дню, особенно после какой-нибудь размолвки. Она отнеслась с уважением к его подавленности, но рано или поздно он должен был, из любви или хотя бы из простой вежливости, объяснить, что происходит, а не держать ее в неведении. Матильда ужасно сердилась на Этьена и, однако, буквально через минуту сменила гнев на милость и написала: «Любимый, я все время думаю о тебе. Надеюсь, тебе сегодня полегчало. Не забывай, что я всегда с тобой. Жду не дождусь, когда увижу тебя вечером». Во второй половине дня она включала мобильник на каждой перемене, – увы, ответа не было, все та же пытка молчанием.

Тем же вечером он наконец облек в слова то, что его мучило. И нервно, отрывисто бросил: «Я покидаю квартиру». Матильда не сразу его поняла. Это прозвучало как-то дико, нелепо. Почему не сказать просто: «Я тебя покидаю»? А он вместо этого заговорил о квартире, словно хотел сделать более приземленной ситуацию, которую не решался назвать своими словами. Разрыв всегда знаменуется такими вот недомолвками, а еще чаще обманом, лишь бы не ранить партнера. И Матильде пришлось самой толкнуть его на откровенность, чтобы добиться правды, чтобы услышать свой смертный приговор:

– Что это значит? Ты хочешь, чтобы мы жили в разных местах?

– Нет… не совсем так…

– Тогда что же? Этьен, прошу тебя, скажи мне правду!

– Это… очень трудно.

– Ты все можешь мне сказать.

– Не думаю.

– Нет, можешь!

– В общем, я от тебя ухожу. Между нами все кончено.

Матильда ужаснулась. У нее не хватило сил – по крайней мере, в первое мгновение – хоть что-нибудь произнести в ответ. Этьен подошел к ней и провел ладонью по ее спине – опять этот проклятый жест! – но теперь она поняла, что он означал: он означал жалость. Она яростно оттолкнула его, задыхаясь и твердя: