Двадцатый век. Электрическая жизнь - стр. 6
В телепластинке, как сокращенно называют у нас телефоноскоп, был виден Филоксен Лоррис, тоже прогуливающийся по комнате, с сигарой в зубах и заложив руки за спину. Он говорил:
– Дело в том, любезнейший, что все мои попытки обработать и улучшить твои мозги остались тщетными. Вместо того, чтобы приобрести такого сына, какого я, Филоксен Лоррис, был вправе ожидать и требовать, т. е. усовершенствованного, утонченного культурой, одним словом самого высокопробного Лорриса, я получил… кого же, спрашивается?.. Жоржа Лорриса! – не спорю, славного малого, очень и очень неглупого… но… и все тут! Ты ведь теперь только поручик химической артиллерии, а между тем, скажи-ка на милость, сколько тебе лет?
– Увы, целых двадцать семь! – отвечал Жорж, обращаясь с улыбкой к зеркалу телефоноскопа.
– Я ведь, душа моя, не смеюсь, так и ты постарайся быть хоть немного посерьезнее! – с горячностью возразил Филоксен Лоррис, энергично пытаясь раскурить свою сигару.
– Она у тебя погасла, – заметил ему сын. – Надеюсь, ты извинишь за дальностью расстояния, что я не предлагаю тебе спичек?
– Видишь ли, – продолжал отец, – я в твои годы пустил уже в ход первые мои крупные промышленные предприятия; я был уже знаменитым Филоксеном Лоррисом, тогда как ты довольствуешься ролью папенькиного сынка и позволяешь своей жизни протекать в мирном бездействии… Скажи, чего ты в сущности достиг собственными твоими заслугами? Ты не ознаменовал себя решительно ничем; окончил все высшие учебные заведения, не выделяясь из толпы простых смертных, и теперь служишь в химической артиллерии в чине какого-то поручика…
– Что же прикажете делать! – возразил молодой человек, в то время, как его отец, в пластинке телефоноскопа, сердито оборачивался к нему спиной и уходил в противоположный конец своей комнаты. – Чем же я виноват, папаша, что ты открыл, изобрел и устроил решительно все, что было можно открывать, изобретать и устраивать! Я слишком поздно явился на свет Божий и нашел уже его отлично улаженным. Ты сам предвосхитил у нас все и поставил нас в невозможность придумать что нибудь крупное.
– Пустяки!.. Современная наука еще в младенчестве и только лишь начинает лепетать. В будущем столетии станут смеяться над нашим невежеством! Впрочем, мы с тобой отклоняемся теперь от дела… Милейший мой Жорж! Сожалею до крайности, что ты, благополучно отслужив срок воинской повинности, все-таки, кажется, не можешь с честью продолжать мои работы, т. е. заведовать большой моей лабораторией, – лабораторией Филоксена Лорриса, пользующейся столь заслуженной всемирной известностью, – и выполнять обязанности главного директора двухсот заводов и фабрик, эксплуатирующих мои открытия.