Двадцать лет одного лета. Дело № 48 - стр. 23

– А Лёша разве не указал конкретно, что можно, а что нельзя брать? – задал уточняющий вопрос Карецкий.

– Нет, – ответила Полина. – Он сказал, чтобы я шла в комнату и брала всё, что нужно. Поэтому, сложив детские вещи в пакет, я выдвинула один из ящиков из мебельной стенки, в котором лежало женское бельё. Оно всё было ношенное и я уже хотела его закрыть, как вдруг увидела в пакете абсолютно новый комплект белого кружевного белья. Я его достала, расправила и поняла, что размер довольно большой, мне он точно не подойдёт, поэтому решила взять его для мамы.

Она перестала рассказывать и взяла кружку с чаем. Карецкий дописал фразу и вновь посмотрел на неё. Она молча пила чай и смотрела неподвижными глазами на стену прямо перед собой.

– И ты считаешь нормальным приходить в чужой дом, копаться в чужом белье и брать оттуда что-то для себя?

– Я не для себя.

– Да не важно, – не дал ей договорить Карецкий. – Я к тому, что ты копалась в чужих вещах и брала чужое.

Полина замолчала и опустила голову.

– Выходит, он меня подставил, – тихо проговорила она, продолжая смотреть на стену не моргая, из-за чего у Карецкого сложилось ощущение, что вопрос адресован скорее стене, нежели ему.

– Оба хороши. Ладно, что было дальше?

– Это был не вопрос, – она вышла из задумчивого состояния и продолжила:

– А дальше ничего особенного. Я уже собралась уходить и стояла в прихожей, а Леша продолжал сидеть на кухне. Я его не громко позвала, чтобы он вышел. Когда он подошёл, то посмотрел в сумку и спросил, что я взяла. Я ему ответила, что взяла только детскую одежду. Он внезапно разозлился, стал ходить из стороны в сторону и полушёпотом сказал: «Какая ты никчёмная, что ничего не можешь сделать, даже украсть толком и то не можешь». Я очень удивилась его словам, ведь речь шла о том, что вещи Голощенкова сама отдаёт. Я поставила пакет в угол прихожей и сказала, что я брать ничего не буду. Он рассвирепел ещё больше: замахнулся на меня и сказал заткнуться и держать язык за зубами, иначе…

Полина резко замолчала.

– Что «иначе»?

Карецкий попытался ухватиться за нечаянно обронённое слово и слегка надавить на неё.

– Ничего.

– Рассказывай, не тяни. Он бы тебя ударил?

– Нет, он меня никогда не бил.

– Тогда что «иначе»? Это важно! Это может иметь отношение к делу.

– Пожалуйста, не нужно это записывать. Ничего такого, это не имеет отношения к делу, честно, – взмолилась она. – Я всё сама украла, пишите так.

– Я сам решу, что имеет отношение, а что нет, – грубо оборвал он её, хотя видел, как она в очередной раз вся сжалась в комочек и из её глаз потекли слёзы.