Два жениха и один под кроватью - стр. 37

– Ланти!! – рявкнули в глубине ректорской берлоги. – Где до сих пор ходит Бренди Алларей!? Я же велел сразу после колокола…

– Я здесь, наставник! – чуть громче, чем следовало бы, выкрикнула я – нервы, нервы… – Что-то срочное?

В кабинет к ректору я впорхнула с лёгкостью бабочки, опускающейся на весенний цветок. При этом широко улыбалась и благодарно благодарным веером ресниц.

Нурэ Гоидрих мельком глянул на меня, побагровел и рванул щегольской галстук, став жертвой внезапного приступа удушья.

– Что? – простонал он на последнем дыхании, а я так перепугалась, что чуть не поседела.

– Сердце? Водички?

Схватила за горло хрустальный графин, стоявший на низком столике около куцей кушетки, обтянутой когда-то бирюзовым бархатом.

– Не надо… – просипел ректор, но я уже плеснула живительной жидкости в стакан и, движимая исключительно заботой о ближнем, ринулась на помощь к любимому наставнику.

Наставник, отчаянно тряся головой, помощи отчего-то воспротивился, хотя хрипел из-за стола, как человек, если не умирающий, то определённо тяжело больной.

– Мне совершенно не сложно, – заверила. – Я же вижу, вам нужно.

Нурэ Гоидрих странно хрюкнул, словно смешком подавился, а в следующий момент я зацепилась за край толстого ковра и в полёте выплеснула содержимое стакана ректору в лицо.

– Ааа! – заорал он дурным голосом, закрывая лицо руками. Попытался выбежать из-за стола, ударился бедром об угол, споткнулся о всё тот же многострадальный ковёр и с жутким грохотом рухнул прямо на столик с напитками.

– АА! – повторил ещё более экспрессивно, добавив пару словечек из тех, что приличным девушкам знать не положено. – Чтоб тебя, Бренди… Предки, как больно-то…

Я выпрямилась и испуганно моргнула.

– Проклятье, как же жжёт.

– Может, водички?.. – неуверенно предложила я.

– Ничего не трогай! – взревел ректор. – Стой, где стоишь! И, ради магии, даже не шевелись!

Обиженно поджала губы, а когда ректор сослепу напоролся ладонью на кусок стекла, даже улыбнулась зловеще. А нечего девушку обижать. Но потом, несмотря на запрет, движением руки убрала в сторону осколки и грязь.

Нурэ Гоидрих, шипя и щурясь, тёр ладонями глаза, и я только сейчас додумалась поднести к носу стакан, который всё ещё держала в руке. Терпкий, жгучий аромат с привкусом пшеницы и мёрзлой брусники, ударил по рецептам – и я передёрнула плечами.

Гадость какая!

– Наставник, простите, пожалуйста! Могилами предков клянусь, я не знала, что у вас в графине для воды беленькая…

– Лучше молчи, – просопел он и, вспомнив о том, что предки наделили его магией, прекратил бессмысленно водить ладонями по лицу, и очистился, встряхнувшись, как большой (злой) пёс.