Души военные порывы - стр. 37
– «Штыком – коли! Прикладом – бей!»?
– Нет, это упражнение, конечно, вбито мне в подкорку, но нет. Кино я вспомнил.
– Какое?
– А любое кино. Кино, где война и немцы – любое возьми, там обязательно кто-то к фрицу в ямку спрыгнет, и того – прирежет. Вот и всё. Вот так и получается, что, пока войны нет – мы ходим-колхозим, на себе воду возим. И всё – на автомате. Даже мыслей-то никаких особо и нет в такие минуты. А как атака случается – тут уже бегаем и носимся, как наскипидаренные… и получается, что тоже – ни мысли, ни идеи в наших пустых головах в те моменты и нету. Всё выполняем либо по смекалке, которая даже до мелкой мысли не дотягивает, либо по чьей-то памяти, в которой нам говорят, что, даже если у тебя есть патроны, все равно, ближайшего врага надо именно колоть.
***
В бою солдат живет.
Только в бою он переживает всю гамму чувств и эмоций, которые многие из людей не проживают и за все года свои на этой Земле. И настолько плотно те эмоции солдат переживает, что впечатываются они в его израненную душу невытравливаемым рельефом. И такого человека с такой печатью на душе уже сложно будет чем-либо удивить в дальнейшем.
Я знаю это. Я знаю это, потому что я вернулся с войны. Я помню, как я радовался просто тому, что могу спокойно пройтись по потайной тропинке между двориками. Пройти, не вглядываясь в каждый хлыстик-стебелек на предмет растяжки или контактного уса.
Я всё равно вглядывался в эти стебельки. Но я уже видел их мирными. Они были красивыми и доброжелательными, а не подозрительными и кровожадными. Это были стебли мира, а не ворс войны. И этому я радовался. Простым шагам по дорожке мира. До сих пор так радуюсь.
Я помню, как, в свои двадцать восемь, я однажды посмотрел – всего три секунды посмотрел – на, заходящее за край леса, Солнце, и из глаз у меня вдруг брызнули слезы. А организм весь заходил ходуном. Я не знал истинной причины моему срыву, но я в тот же момент догадался, что за глубокое воспоминание вызвало во мне такую реакцию.
И я вспомнил, конечно же, этот момент из моей военной жизни. Тогда стояло точно такое же Солнце, и мы, в умиротворенном состоянии, приняли на себя… авианалет.
Прямо из Солнца в нас брызнули косматые его лучи с термитной начинкой, и сожгли весь наш передний край. Я вспомнил всех, кто просто ходил передо мной и горел. Молча. Горел молча. Весь.
Я видел, как от них отваливались угольки, как они сами, уже умерев, делали два-три шага мертвеца, а потом опадали жирным угольком на песок. Я слышал, как кричали те, кому смерть уже не грозила, но у кого было желание именно умереть – настолько сильна их боль. Я чувствовал запах горело…