Души. Сказ 2 - стр. 34

– Ты мне нравишься, Луна, – подытоживал Гелиос, и я видела в этих словах и в этом лице утоляющий жажду напиток.

– Что мы будем делать? – уточнила я.

Оценил игру? Прикусил её?

– Ничего из того, чего не пожелала бы ты сама, – с хрипотой выдавил мужчина; пальцы его наконец сдавили ножку бокала – словно талию; и та послушно плясала.

Сколько ножек бокала он заставил плясать? Не позволю!

Не позволю брать меня – без желания – и использовать – во благо своё.

А потому я подогнула юбку от платья и села мужчине на колени, грудью упираясь в грудь.       Бокал чертыхнулся и оставил два помутнения на белоснежной ткани. Гелиос отбросил бокал на столешницу позади и придавил меня за талию. Я сбросила избитые касания и волчьим взглядом велела не двигаться. Потерянно и даже нервно сковала руки на своей груди, но затем – с раскаянием и желанием – вознесла их к мужчине напротив. И, касаясь его, прижалась губами к губам.

Потому что хотела.

Руки его разрезали пространство и послушно обхватили спину.

Так, как мне хочется. И только.

Я целовала его – суетливо; а он не торопился. Гладил лицо и руки; задерживался на них – скользил пропитанными единым глотком вина губами. Влага оседала на коже, и я запрокидывала от удовольствия голову. Губы вычерчивали змей на моей шее, спускались к груди и замирали у сковывающей ткани, зубы скоблили тесьму и швы.

– Не теряй голову, это только начало, – улыбнулся мужчина и, подхватывая меня, загляделся в смущённое лицо. Я помогла выбраться из пут одежды, он помог выбраться из пут мыслей.

Я делала это, потому что хотела.

Чувства чувствами и излечивают: отдушины в стороне – пелена на глазах. Дела, труды, занятия – мираж. Чувства чувствами и излечивают. Ими же и калечат, ими же и подбивают плиты отношений, внося произвол и разруху.

Мы провели ночь вместе, и в эту ночь – под её логическое завершение – я жалась к телу с запахом трав и тепла. Мужская рука обвивала половину тела, и я рептилией ползла по высеченной мраморным камнем колонне (несколько синих рисунков украшали плечо, локтевой сгиб и запястье, а самое главное – пылающее солнце – сияло опалённой краской на груди). Однако ни на что после повлиять я не могла: что сделано – то сделано. До последнего подтапливая мужской бок, молила ночь не оканчиваться, ибо с приходом дня солнце меня покинет. Оно в действительности взойдет на небосвод.

То было начало.

А сейчас я неспешно вышагивала по коридору поместья. Если некогда приёмная и кабинет Яна казались мне обителью красоты, то для величия этих стен, этих столпов, этих картин и гардин наименования, сполна отражающего суть зримой роскоши, ещё не придумали. Бордо с печатными ромбами ползут по стенам, босые ноги приминают густой ворс ковра, руки поглаживают золочённые ручки дверей. Коридор узкий: пыхтит вкусом и жаром. Я спускаюсь по хрустящей лестнице – первый шаг меня выдаёт; скрип ползёт до первого этажа.