Души - стр. 21

– Евреи, поклонитесь мне! – повелел тот публике. – Быстро всем преклонить колени!

Снова раздался шум трещоток, публика во весь голос выражала свое возмущение Аманом.

– Знайте, – сказал Ханина, – что в столичном городе Шушане лишь один еврей был храбр, как вы, еврей Мордехай!

На ковре появился еще один актер, в вышитом кафтане и феске.

– Аман! – выпрямив спину, воззвал к Аману Мордехай с красным от холода носом. – Чтоб скорпион и пчела ужалили тебя вместе.

А Ханина разъяснил для детей:

– От укуса пчелы помогает ледяная вода, а вот от укуса скорпиона – вода горячая. Тому же, кого ужалили и скорпион, и пчела, – тому ничем не помочь.

– Как же мне избавиться от этого наглого еврея? – вопрошал Аман. – Изжарить его, сварить, запечь в печи, может, повесить? Пройдусь-ка я меж деревьев и подумаю. О, а вот олива. – Он махнул рукой Ханине: – Олива, олива, можно мне сделать из тебя виселицу для Мордехая?

– Нет, ибо сам будешь повешен на ней, – отвечал Ханина.

– Найду себе другое дерево, – сказал Аман и обозрел публику. – О, а вот смоковница. – И он повернулся к хозяину дома: – Смоковница, смоковница, можно мне сделать из тебя виселицу для Мордехая?

– Нет, ибо сам будешь повешен на ней, – удовлетворенно ответил ему Менахем-Нохум.

Аман стал обращаться ко всем зрителям, и каждый в свою очередь отказывался от того, чтобы из него изготовили виселицу для Мордехая, приговаривая:

– Нет, ибо сам будешь повешен на ней.

Тем временем Ханина подбросил к потолку веревку, обмотал ее вокруг балки и спустил свободный конец вниз.

Заметив веревку, Шмерл-Аман замолчал и принялся кусать губы. Поняв же, что его собираются повесить, он стал просить у царя прощения и предлагать тому свою жену в кухарки, а сыновей – в конюхи. Царь был непреклонен. Аман стал молить сжалиться над ним хозяйку дома, детей, упал на колени и попросил прощения у почтенных матрон, сидевших в обитых тканью креслах. И те почти отозвались на его мольбы. О, Шмерл! Какой великий артист. Хоть он и играл ненавистника евреев, но сумел удостоиться бо́льших симпатий публики, нежели все его товарищи по труппе.

У Ханины – палача – Аман попросил позволения проститься с детьми, но тот ответил, что в этом нет необходимости, ибо все десятеро его детей будут повешены вместе с ним. Залезая на стул и готовясь сунуть голову в петлю, Шмерл пел и лил слезы. Настоящие слезы! Многие плакали вместе с ним.