Душа в обмен на душу - стр. 5
От воспоминаний вчерашнего вечера, от которых, как мне казалось, я смогла избавиться ночью, накрыло с головой.
Завела мотор, проехала дальше по улице, свернула, остановилась и разревелась себе в ладони, как маленькая девочка, у которой грубой силой отобрали любимую куклу.
***
Ох… вот это накрыло.
Поднимаю голову, вытираю слезы и сижу истуканом в расслабленной позе. Смотрю прямо перед собой, но как будто ничего не вижу.
Три года не плакала, держалась стойким оловянным солдатиком, но, видимо, зря. Полегчало.
Секунд на двадцать, пока не постучали в окно с водительской стороны, от чего я буквально подпрыгнула на сиденье, получив такую дозу адреналина, что, когда увидела у машины Воронова, заорала дурниной:
– Придурок!
Но этого показалось мало, я резко распахнула дверцу, задев его, и повторила с чувством:
– Придурок!
– Да я и в первый раз услышал… – ответил спокойно.
Подошел, уперся руками в раму и склонился на мной, слегка нахмурившись.
– Че т, Манюх, я немного перегнул.
– Да при чем тут ты?! – взвилась, пихая его одной рукой, чтобы отошел.
Убирает руки, но, пока я тянусь к двери, блокированная ремнями, пока закрываю ее, он обходит машину и плюхается на сиденье рядом.
Ухмыляюсь краешком губ и трогаюсь с места.
– А чего тогда? – спрашивает таким тоном, как будто ему не плевать.
– Да вот так прям взяла и рассказала, – я презрительно фыркаю и проезжаю мимо его машины.
– А че такого? Мы ж друзья, поделись.
Притормаживаю, чтобы развернуться. Чтобы он увидел, какую бурю негодования вызвало его замечание.
– Да лан, не прикидывайся, будто это не так.
Его хитрющие зеленые глаза сверкают озорным блеском. Вот почему природа так жестока? Почему все самое лучшее непременно достается настоящим мерзавцам?
– И ведь повернулся же язык… – выдыхаю удрученно и плавно трогаюсь с места.
– О, ты разбиваешь мне сердце! – стонет громко и театрально.
Краем глаза вижу, как он прикладывает руку к груди, с той стороны, где сердца нет. Прячу улыбку и рулю дальше.
– Ну вот сколько мы уже вместе? Четыре года? Пять? – продолжает вести беседу с самим собой. – Точно пять.
– Четыре, – поправляю машинально.
– Вот видишь, ты считаешь, – вырывается из него самодовольный смешок. – Хотя я говорю – пять. Но не суть, я вот к чему…
– Ого, есть какая-то мысль? – ахаю, бросая на него беглый взгляд.
– Разумеется! – гаркает с возмущением. – Что за дурацкая привычка перебивать?
– Да я тебя вообще слушать не хочу…
– Эт понятно, – отмахивается невозмутимо, – так всегда было. Обидно, конечно, но я привык.
– Не стоит терпеть все эти лишения, подумай о себе… ты молод, еще столько всего можешь успеть…