Дуреха - стр. 39
И вдруг в абсолютной тишине услышала:
– Оксан, ты спишь?
Как долетела до его комнаты, она не помнила. Все повторилось. И его страстный порыв, и ее горячность, и сладость поцелуев, и лихорадочность объятий.
Наутро он, уходя, ласково тронул ее за плечо.
– Ты сразу ложись в моей комнате. Чтобы не бродить по ночам.
Пять дней пролетели как во сне. Он ничего не обещал. Не говорил красивых фраз, не делал громких предложений, не успокаивал и не убеждал. Просто собрал вещи, и, уходя, обнял у порога, крепко поцеловал.
– Ты – чудесная девчонка. Спасибо. Я словно заново родился.
И уехал. Больше она его никогда не видела.
Хозяйка вернулась после симпозиума простуженная. Оксана ее выхаживала, вызывала врача, поила микстурами и варила бульоны. Жизнь покатилась по накатанным рельсам.
Через месяц Оксана поняла, что ждет ребенка. Первое, что она испытала, были испуг и паника!
Мысли лихорадочно крутились. Она в смятении металась по комнате. Поначалу она хотела позвонить Игнату, но поняла, что номера телефона его не знает. Можно было, конечно, узнать, но она почему-то не стала этого делать. Можно было рассказать обо всем хозяйке, но и от этой мысли она отказалась. Как объяснить Софье Никитичне, почему она отплатила ей черной неблагодарностью?
Поразмыслив, Оксана решила, что сама во всем виновата. Сама! Ее никто не соблазнял, не обманывал, не насиловал. Она сама этого хотела, значит, сама и должна отвечать.
И с этой придуманной ею же установкой девушка стала жить дальше.
Какое-то время хозяйка ничего не замечала. Где-то месяца через два Оксана случайно услышала, как профессорша рассказывала кому-то по телефону, что Игнат уехал на стажировку в Германию. Что она счастлива за сына, делающего такую карьеру, и что талантливый хирург вернется в страну нескоро.
А потом, когда живот уже стало невозможно скрывать, Софья Никитична вдруг остановила ее.
– Оксана, ты очень поправилась. Раздобрела, прямо как на дрожжах. С тобой все в порядке?
– Да, все хорошо, – Оксана похолодела.
– А ты, случайно, не беременна?
Девушка, побледнев, кивнула.
– Какой срок? – профессорша нахмурилась.
– Пять месяцев.
– Так. Вот это номер. – усмехнулась Софья Никитична.
Оксана молчала, потупившись.
– Значит, ты не та, за кого я тебя принимала? Как же так, Оксана? – не унималась хозяйка.
Девушка, чувствуя невероятные угрызения совести, хотела во всем признаться, но Софья Никитична, будто прочитав ее мысли, отступила назад.
– Я ничего не хочу знать. Ничего! Это твоя жизнь. Твой выбор. Твое право. Единственное, что я могу для тебя сделать, это разрешить тебе пожить в моей квартире еще один месяц, потому что я уезжаю к сыну в Германию. Но к тому моменту, когда вернусь, чтобы духу твоего здесь не было. Поняла?