Дунай: река империй - стр. 48

Современный туристический промысел принес Пассау, самый маленький из относительно больших по центральноевропейским меркам городов (пятьдесят тысяч человек), в жертву банальным сравнениям. Какой-то пошлый острослов окрестил Пассау “баварской Венецией” с намеком на то, что наводнения здесь столь же часты и так же продолжительны, как в адриатической лагуне. Наверное, именно это обстоятельство побудило историка Карла фон Вебера еще в 1834 году поэтически назвать местных добрых, милых и покладистых девушек “дунайскими наядами”. В магический символ Пассау превращена цифра “три”: его величают не только “городом трех рек”, но еще и “городом трех народов” (кельты, римляне, баварцы), а также “городом трех имен” (к немецкому добавляют кельтское Бойодорум и античное Батавис).

Историческая правда заключается в том, что удачное географическое расположение и раннее (в 738 году) учреждение здесь важной христианской епархии на несколько столетий обеспечили Пассау несопоставимое с его размерами влияние. Власть местного князя-епископа, окормлявшего паству самого большого диоцеза немецкого мира, в Средние века простиралась до дальних границ Австрии. Упорядочили Пассау, насильно присоединив к Баварии и навсегда превратив всего лишь в религиозную провинцию, в один год с Регенсбургом, в 1803-м.

Отелотворением духовной власти епископа Пассау стал возведенный в стиле барокко и в том же стиле расписанный итальянскими мастерами собор Святого Стефана, просторный, знобкий, как морозильная камера, и гулкий, словно полковой барабан. Столетие назад, когда претензии их преосвященств на политическое влияние уже давно иссякли, в собор встроили самый большой не то в мире, не то в Европе орган на 233 регистра и 17 774 трубки. Мне не довелось слышать его мощного звучания, но ни капельки не сомневаюсь, что этот инструмент составляет острую конкуренцию регенсбургским “соборным воробушкам”.

Клаудио Магрис относится к Пассау с явной симпатией, наверное, потому, что любой итальянец в этом уголке Германии – с его чуть более яркими красками и чуть более ярким солнцем – чувствует себя комфортнее, чем где-нибудь в Бремене или Брауншвейге. И мне в Пассау понравилось: здесь фактически отсутствуют прямые линии – все время идешь то вверх, то вниз, каждая площадь соединяет в себе наклонные плоскости, переулки приятно скошены, стены зданий симпатично стесаны. Профессор Магрис вообще считает, что в Пассау “преобладают круглость и кривизна, это закрытый и оконченный космос, как мяч, который хорошо сохранился под митрой епископа. Слияние его рек несет в себе свободу южных морей”. Насчет свободы южных морей я бы, может, поспорил, хотя спорить не о чем: литератор волен выбирать собственные художественные образы и вкладывать в них всю произвольную множественность значений.