Дунай: река империй - стр. 42

По другую сторону древнего моста в Дунай некогда вливался вонючий ручей, заполненный нечистотами. После того как в середине позапрошлого столетия в Регенсбурге появилась канализация, ручей упрятали в трубу, передав его нарицательное имя сразу двум переулкам. В переулке Нижний Ручей я и квартировал, ежедневно прогуливаясь к реке по бывшему дну ручейной долины, ширины которой едва хватало, чтобы между фасадами зданий протиснулся автомобиль. Вниз по течению встречаются многочисленные лавки, пивные, магазины, меняльные конторы; на площади стоит памятник знаменитому уроженцу Регенсбурга дону Хуану Австрийскому. В 1546 году император Карл V, самый могущественный властитель своей эпохи (Габсбургам благодаря династическим бракам принадлежали громадные территории в Европе, Южной Америке и Африке), почтил присутствием сессию рейхстага в Ргенсбурге и мимоходом зачал ребенка с юной особой по имени Барбара Бломберг. Император был мировым рекордсменом по числу корон (девять), но бастарду не досталось ни одной; двухлетним ребенком его отняли у матери, присвоили малышу испанское имя и отправили на воспитание при мадридском дворе. Отец признал свое дитя только перед смертью.

Хуан вырос в честолюбивого полководца и 24 лет от роду одержал славную победу над флотом Османской империи в битве при городе Лепанто. В последние годы жизни этот идальго был наместником Испанских Нидерландов. Родной город, в который дон Хуан так и не вернулся, почтил его мемориальной доской по адресу рождения и статуей в полный рост, по нынешним временам политически небезупречной: облаченный в латы воитель попирает отсеченную голову врага. Но в ту пору, когда отливалась эта скульптура (1572-й, оригинал установлен в Мессине), представления о доблести были не такими, как сейчас. На Ратушной площади в ассортименте кондитерской Prinzess, именующей себя, “возможно, самым старым кофейным домом Германии”, я обнаружил воспоминание о внебрачном сыне императора: пралине “Поцелуй Барбары”. Конфета оказалась горьковатой.

Гостиница в переулке Нижний Ручей настойчиво напоминала еще об одном историческом персонаже: меня разместили в номере “Иоганн Кеплер”, о чем извещал даже коврик у входной двери. На стенах красовались портрет бородатого астронома, математика и оптика, а также схема его модели Солнечной системы из пяти небесных тел. Астролябии и квадранта я не обнаружил, но заботливая горничная вместе с Библией сунула в тумбочку томик кеплеровских трудов на неведомом для меня немецком. Я смог разобрать только несколько названий на латыни: De nive sexangula (“О шестиугольных снежинках”), Nova stereometria doliorum vinariorum (“Новая стереометрия винных бочек”) и Harmonice Mundi (“Гармонии миров”).