Размер шрифта
-
+

Дунай: река империй - стр. 14

Давление варваров все увеличивало значение таких лагерей, пока их не покинула наконец римская стража. Случалось и так, что крепость со стоном падала, пораженная смертельным ударом вестготов или остготов; захватчики сжигали здания дотла, стены разрушали до основания. Фрагменты Главных правых ворот или Главных левых ворот, присмотревшись, можно теперь заметить в какой-нибудь средневековой кладке, как, например, в Регенсбурге, где останки Porta Preatoria вмурованы в стены здания постройки XVII века. Но все-таки новые христианнейшие государи чаще строили города на новых местах, а римские развалины обживали лопухи и ящерицы.

Ровно таково и прошлое Карнунта, сейчас безмятежной деревни Петронелль-Карнунтум в федеральной земле Нижняя Австрия на дунайской полдороге между Веной (римской Виндобоной) и Братиславой (римской Герулатой), а 1800 лет назад – административного центра провинции Верхняя Паннония. Карнунт оставался часовым Дуная почти полный цикл существования империи [5]: год основания этого поселения (6-й нашей эры) упоминает в “Римской истории” Гай Пеллей Патеркул. Деревянные стены вокруг военного лагеря возвели сорок лет спустя, при императоре Клавдии, для постоянной дислокации на этом важном пограничном участке бойцов XV легиона Apollinaris. Именем Аполлона бордовые с золотом щиты легионеров прикрывали Карнунт от набегов с территории теперешней Чехии полчищ маркоманов. Еще через полвека здесь разместили другой легион, XIII Gemina Marcia Victrix (“парный”, от лат. gemina – близнецы, то есть сформированный из разных соединений). Эта воинская часть, на штандартах которой красовалось изображение единорога, так прославилась в сражениях с различными врагами Рима, что получила от императора Нерона когномен “Победитель, благословленный Марсом”, MarciaVictrix. В Карнунте легионеры в общем счете квартировали четыреста лет, пока не получили самый последний, горький приказ командования: прекратить охрану государственной границы.

Грубая солдатская сила олицетворяла “священную мечту Рима” – его идеалы и его величие, – обеспечивая миропорядок античной цивилизации, Pax Romana. Моралист Плутарх назвал Рим “якорем, который навсегда приютил в гавани мир, долго обуреваемый и блуждавший без кормчего”. Философ ошибся насчет “навсегда”, хотя в отношении сиюминутных обстоятельств оказался прав: “Рим организовал всечеловеческое общество среди ожесточенной борьбы людей и народов”. Другой древний грек, оратор Аристид (II век нашей эры), заметил: “Имя римлянина перестало быть принадлежностью одного города, но стало достоянием человеческого рода”. Рим, как считали многие его подданные, являл собой благо для покоренных народов, стал их общим отечеством, которое легионеры обороняли и на берегах Дуная, и на берегах Евфрата, и на берегах Нила, и на берегах Рейна. На этих дальних рубежах римская цивилизация представляла собой образец для подражания, но в сложном процессе взаимодействия метрополии и провинций складывались предпосылки кризиса империи: созидательная сила растрачивалась, пока не растратила себя окончательно.

Страница 14