Дубровский: по мотивам фильма «Дубровский» - стр. 35
Андрей Гаврилович лежал в гробу, заваленный еловым лапником. И цветами – преимущественно комнатными, потому что иных в деревне достать было невозможно. Его восковое лицо было острым, а между бровей проходила глубокая морщина. Глядя на нее, Владимир тут же вспоминал о Троекурове, о его толстом лице, лучащемся сытостью, и Дубровского-младшего буквально передергивало от злости.
Процессия медленно прошла через все деревню. Владимир шел за гробом, а впереди бежали деревенские мальчишки. Замыкало шествие подобие почетного караула из пятерых солдат с ружьями и офицера, спешно откомандированных местным военкоматом.
В толпе то и дело кто-то всхлипывал, люди шептались, мужчины сочувственно хлопали друг друга по плечам. Всем было понятно, что что-то закончилось навсегда, осталось только понять, что именно.
Кузнецов, который предыдущим вечером, бродя по комнате из угла в угол точно волк, пересказывал Владимиру события последних дней, нес гроб. В отличие от большинства, он прекрасно знал, что смерть Андрея – лишь первое событие в цепочке, и не пройдет и дня, как подосланные Троекуровым люди вернутся. А что делать тогда – неизвестно.
…Земля на кистеневском кладбище промерзла – раскапывание могилы, казалось, длилось бесконечно, но домой никто не ушел. Люди терпеливо смотрели, как деревенские мужики спешно докапывают яму.
Владимир хотел сказать хоть что-нибудь, но слов не было. Он только разжал пальцы, и первый ком мерзлой земли ударился о крышку гроба.
Привалившаяся к плечу Владимира Егоровна дала волю слезам и вся забилась от рыданий.
– Прощай, Андрей Гаврилович. Пусть земля тебе будет пухом, – сказал Кузнецов, сминая в руках свою шляпу. Ветер ворошил редкие волосы на его голове.
Солдаты дали залп. Все было кончено.
После народ стал стекаться в деревенский клуб, где еще две недели назад Андрей Гаврилович вел очередное собрание. Длинный стол был уже накрыт – каждый кистеневец принес что-нибудь из дома. Из-за тесноты люди сидели бочком друг к другу. Владимир стоял у самого входа и безотчетно ощущал себя чужим – ведь все эти мужчины и женщины, казалось, знали его отца куда лучше, чем он сам.
Кузнецов, а следом за ним и другие по очереди поднимались, пытались что-то сказать и, не в силах найти нужных слов, синхронно выпивали не чокаясь. Владимиру же сказать было нечего. Он помнил отца из своего детства – как тот обучал его математике, как проверял его домашнее задание, как прощался с ним, когда отправлял на учебу, и еще ряд мелких и совершенно неважных сейчас эпизодов, которые в очередной раз заставляли Владимира подумать о том, что он, в сущности, так никогда и не познакомился по-настоящему с Андреем Гавриловичем.