Дублин - стр. 94
Но Дойл осознал, что, прежде чем расстаться с монархом, он должен сделать еще кое-что. Такой возможности он искал с прошлого лета. Раз или два в Дублине он поднимал эту тему, но успеха не добился. И теперь, понимал Дойл, ему подвернулся такой шанс, о каком он и мечтать не мог.
– Некоторые пуритане испытывают преданность многих живущих в Дублине, – сказал Дойл и весьма умно добавил: – А в связи с этим затрудняется сбор денег. И эти пуритане, я думаю, просто не могут быть друзьями вашего величества.
Взгляд короля мгновенно вернулся к торговцу.
– Как это?
– Я говорю о тех, кто открыто проповедует против правительства вашего величества и даже против тех, кто стоит ближе всего к вам. И они возбуждают разлад в народе, – мрачно пояснил Дойл, – с которым даже самые умные из нас не в силах справиться.
– Прошу, продолжай.
Торговцу понадобилось совсем немного времени, чтобы дать подробный отчет о проповеди Пинчера. Представленная им позиция, подчеркнул Дойл, делает невозможным не только мирное сосуществование со старыми англичанами. Этот злобный и опасный пуританизм стоит также весьма далеко от скромной Ирландской церкви, к которой принадлежит сам Дойл. Действительно ли король желал именно этого, уважительно спросил Дойл.
Король внимательно и серьезно выслушал его.
– Нет, наша воля не такова, мастер Дойл, – ответил он. – И это следует прояснить. Но, боюсь, в Дублине много таких, кто поддерживает подобные мнения.
– Такие есть, ваше величество. Но куда больше таких, кто не пойдет туда, куда ведет доктор Пинчер. – Дойл помолчал, а король задумчиво кивнул. Теперь Дойл был готов к завершающему ходу. Он сделал вид, что колеблется, а потом нанес удар. – И это ведь нападение не только на Церковь вашего величества и правительство, что я и само по себе нахожу бунтарским… но главное – слова, задевающие личность королевы…
Брови короля взлетели вверх.
– Королевы?
Дойл выглядел чрезвычайно смущенным. Дело в том, наконец пояснил он, что Пинчер постоянно упоминает о Католической церкви и королеве в самых оскорбительных выражениях: католическая шлюха, блудница, Иезавель. И твердит, что эту шлюху необходимо свергнуть.
– Возможно, на самом деле он ничего такого не имел в виду, ваше величество, но мне не нравятся такие слова о королеве. – (Последовало краткое пугающее молчание.) – Но может быть, – продолжил Дойл откровенно неискренним тоном, – что я просто неверно его понял. Однако люди поняли именно так.
Говорил ли действительно Пинчер о свержении королевы в своей проповеди? Нет, так Дойл не думал. Но подтекст, не слишком скрытый второй смысл? Да, возможно. Может, Пинчер и не называл королеву шлюхой напрямую, но он уж точно выражал отвращение к ее католицизму, бесился из-за ее брака с королем Англии и видел в ней посланницу зла. Подстрекал ли он слушателей убить ее? Конечно нет. Но такой вывод вполне можно было сделать из его слов. И когда королевский советник принялся расспрашивать Дойла о той проповеди и о точных словах проповедника, Дойл уже не сомневался в том, что думает король Карл.