Дубинины. Когда приходит любовь. - стр. 14

– Вы почему молчите, Виктор?

– Да надоедает мне тебя слушать. Вот я и отключаюсь. Ну зачем сюда таскаешься? Тебе что, больше делать нечего? За меня не беспокойся, никаких претензий иметь не буду. Живи себе, радуйся. Хахаль есть? – Витька поднялся с кровати, чтобы двигаться и не думать о девичьих губах.

– Нет…

– А чего так: двадцать один год, пора хахалем обзавестись. Кому- то ведь нравишься?

– Не знаю… Я ведь некрасивая.

– Вот дура, никогда таких не видывал.

Помолчал немного и продолжил:

– Ищи, говорю, хахаля! Девке одной нельзя. Самой кто-нибудь нравится? Ну, есть у вас парни в училище?

– Есть, но… какие-то не такие.

– Пусть так. А родители что медлят? Они ведь у тебя богатые, насколько понимаю, чего жениха до сих пор не нашли?

Катя пожала плечами и опустила глаза. Он добавил:

– Вот то-то и оно, был бы хахаль, не занималась ерундой, не бегала каждый день сюда.

– Это не ерунда, – тихо ответила Катя.

– Ерунда.

– Нет.

– А что?

– Понимаете, я такая счастливая: у меня семья большая и дружная, все меня любят, я ни в чём не нуждаюсь – Господь так одарил меня…

– Подожди, подожди. Ты – верующая?

– Да, я Бога очень люблю.

Витька присвистнул и неожиданно приятным голосом пропел:

– От юности моея мнози борют мя страсти, но Сам мя заступи и спаси, Спасе мой…

Катя даже рот открыла от удивления, настолько ситуация выглядела неправдоподобной: больница, хирургическое отделение, пьяница с опухшим лицом, весь в гипсах, стоит посреди палаты и выводит чистейшим баритоном антифон Утрени1.

– Вы… вы откуда знаете?

Витька не ответил, снова захотелось выпить, аж руки задрожали. Отвернулся к окну и замолчал. Молчала и Катя. Коля делал вид, что читает, Тарас спал – ему вкололи успокоительное. Наконец, Витька повернулся, глаза у него стали злые, как в первый день.

– Вот что, благодетельница! Мне твоего мажора не надо, ничего ты не исправишь, ты же как тепличный цветочек, не врубаешься в жизнь абсолютно… Хоть понимаешь, что сделала? Хорошо, для ромашек объясню. У меня нет богатых родителей, вообще никаких нет, брат родной от меня отказался, никто содержать не собирается. Я – один. Да, худо-бедно зарабатывал и всё спускал, но как-то существовал от получки до получки. Теперь – инвалид, не знаю, надолго, может, навсегда; на костылях домой приковыляю – хлеба купить не на что. Кто меня на работу возьмёт? Грузчиком не потяну, а для другого – морданью не вышел. Всё! Кранты мне! Ладушки-оладушки. Уж лучше б ты меня насмерть задавила – милосердия побольше – сразу в ад, и думать не мозолься.

Витька готовился добавить ещё пару крепких словечек, но наткнулся на растерянный Катин взгляд, махнул рукой и запрыгал к койке, где утомлённо сел, чувствуя себя сдутым воздушным шариком.